Но прошло время. Из гадкого голенастого утенка, что в короткой, едва прикрывающей трусики юбчонке прыгал перед подъездом по нарисованным на асфальте квадратам классиков, Надька превратилась в царевну-лебедя. Если бы это превращение происходило на глазах одноклассников, эффект, наверное, не был бы столь сильным. Но оно случилось во время летних каникул. И потому Надькино появление в школе первого сентября стало для одноклассников настоящим потрясением. На каникулы Надька уходила нескладным подростком, а пришла… В то лето все девочки в классе изменились. Повзрослели, оформились, но остались узнаваемыми. А Надька… Она за лето стала взрослой. Выросла сантиметров на восемь и отобрала лидерство по это части у Веры Карташевич. Что касается всего остального, всех выпуклостей и округлостей, то в этом соревновании Надька обошла других девочек на круг. Если не на два. А какие стали у нее волосы! Куда делись тощие косички, за которые и дернуть-то порой не хотелось? Теперь Надькину голову украшали роскошные русые локоны. Про лицо и говорить нечего. Высокий лоб, тонкий прямой носик, огромные, поражающие бездонной голубизной глаза в обрамлении длиннющих ресниц. Да что там говорить. Красавица. Само совершенство.

Конечно же повзрослевшие мальчишки заглядывались на нее. Те, что знали Надьку с детства, старались ей услужить, грубо говоря, прогнуться, в очевидной надежде получить в награду поощрительный взгляд или, если повезет, легкую снисходительную улыбку. Незнакомые парни не отставали. Самые смелые, самые сильные и наглые быстро оттерли от Надьки более скромных вздыхателей. Ну а совсем стеснительные, чье обожание Надьки было сравнимо с обожествлением, сами не смели даже приблизиться к ней.

«И я был одним из них!» – грустно признался себе мужчина. Знал Надьку с детства, влюбился раньше других, но оказался среди неудачников. Сколько было бессонных ночей, наполненных розовыми мечтами! Сколько стихов тогда написал! И надо признать, далеко не все были совсем уж наивными или убогими. Сколько раз стоял в подъезде своего дома, украдкой выглядывая на улицу, чтобы, как только Надька появится, выйти тоже и как бы случайно попасться ей на глаза! Поймать ее равнодушный взгляд и радоваться ему, как новогоднему подарку. А потом шагать до школы, намеренно отстав, чтобы еще и еще любоваться, как под брючками совсем по-женски колышется при каждом шаге ее кругленькая попа.

Караулил. Ходил. Смотрел. Вздыхал. А вот заговорить не мог. Хотя учился в одном с ней классе! От одной только мысли о том, чтобы близко подойти к Надьке, сказать что-то, предназначенное только для нее, пусть и нейтральное, – от одной мысли об этом холодели руки, пробивал пот, кружилась голова. Сотни раз представлял сцену, как подходил к ней и говорил что-то с виду обыденное, но в действительности со скрытым, тайным смыслом, что станет понятным только ей одной признанием в любви. Мечтал. А отважиться и сделать – не мог.

Мужчина усмехнулся, вспомнив, как однажды зимой, когда Надька заболела и не ходила в школу, написал ей письмо. Что в нем было – забылось. Осталось в памяти только, что назвал себя в том письме «раб божий». Надька ответила! Какой это был счастливый миг – держать конверт, что был в ее руках! Поднести его к губам и ощутить слабый, но такой узнаваемый, волнующий запах. Потом осторожно открыть конверт, достать сложенный пополам тетрадный лист и читать написанные ею строки. Неважно, что это были слова ни о чем. Всего лишь признательность за внимание. Важно было другое: они написаны не кому-нибудь, а ему и только ему! Написал ей еще. Она снова ответила. С каким нетерпением ждал, когда же она выздоровеет! Представлял, как Надька появляется в классе. Мальчишки и девчонки поздравляют ее с выздоровлением. Она всем улыбается. А сама взглядом ищет его. Подходит. Благодарит. Говорит, что именно его письма помогли справиться с болезнью. А после школы они идут домой рука об руку. И все ее вздыхатели, силачи и хулиганы, второгодники и ботаники, – все понимают, кому теперь принадлежит Надькино сердце.

В той песенке, что вспомнилась сама собой, когда вошел во двор, есть слова:

– Так и было! – едва слышно прошептал мужчина.

Великое, незабываемое, трогательное и нежное очарование первой любви! А Надька … Она не просто отвергла самую чистую, самую верную, самую преданную любовь. Не просто растоптала. Нет. Она надругалась над ней! Придя школу после болезни, не только не подошла. Даже не посмотрела в его сторону! А когда уже сидели за партами и она заметила, что он смотрит на нее, презрительно скривила губки и отвернулась. Но если бы только это! Она рассказала про его письма своим подругам. Со смехом. С издевкой. А те – своим соседям по партам да поклонникам. Выставила его на посмешище всему классу! Он на всю жизнь запомнил, как проходил мимо одной из ее подруг и услышал ее презрительное: «раб божий».

Много позже он понял, что как раз его робость, его стеснительность стали причиной того Надькиного взгляда, ее презрительной ухмылки, ее насмешки над горе-вздыхателем. Она оценила ту смелость и то внимание к себе, что прочитала в письмах, но она ожидала того же и наяву. А он не посмел даже приблизиться к своему божеству. Потому и заслужил презрение и насмешку.

Но главное всё же не это. Было еще одно, связанное с Надькой неординарное событие, которое навсегда развеяло юношеские представления о высокой и чистой любви. В один из дней во всех углах школы парни из старших классов шепотом передавали друг другу невероятную новость: вчера Чушкин лишил Надьку девственности. Он сам с подробностями рассказал об этом друзьям.

Мужчина вспомнил, что когда эта новость дошла и до него, он окаменел. Как она могла? Ладно бы, кто-то другой. Но Вася Чушкин. Он же дебил! Он же двух слов связать не может. Он до седьмого класса не знает, как пишутся «жи» и «ши»! Он не прочитал ни одной книги! У него речь, как у неандертальца. Гортанные звуки и не более. Понять, что он говорит, невозможно. Да, он высокий и сильный. Когда это волосатое чудовище, набычившись, идет по коридору школы, все парни прикрывают руками живот. Потому что знают: ни с того ни с сего Вася может со всей дури ударить любого кулаком. Чтобы потом с идиотским смехом любоваться тем, как у жертвы перехватило дыхание и она скрючилась у стены, хватая ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба. И вот этому недоноску Надька отдалась. Не могла Надька влюбиться в Чушкина. Значит, любовь для нее – ничто. Не могла потерять голову. Значит, все дело в похоти и прихоти. Надькин поступок разрушил волшебное очарование первой любви. Его любви! Кто восхищался ей и страдал, кто, придя из школы, торопил наступление нового дня, потому что он сулил встречу с ней! Кто тайно и нежно любил ее.

Мужчина тряхнул головой, отгоняя назойливые воспоминания. «Хватит! – мысленно сказал он сам себе. – Ты все обдумал, все решил. Время разбрасывать камни и время их собирать. Пора Надюше получить то, что заслужила. Ответить за подлость, предательство, цинизм. И ничего изменить уже нельзя».

Мужчина вышел из тени и подошел к дому. Вместо деревянной, скрипучей и обшарпанной двери, подъезд украшает теперь железная, с кодовым замком. Смотрится это, как модная шляпка на голове столетней развалины. Но главное – все эти антитеррористические изыски совершенно бесполезны. Дверь распахнута.