— Учитель, — пораженно прошептал Адрис, — я не понимаю.

В те секунды его мир оседал и рассыпался, как песчаный замок под потоками воды.

— Врач — тоже человек, — отвечал теперь уже сурово Баратор, — и я не вижу ничего зазорного в том, чтобы стараться выжить, особенно, если дают такую возможность. Лучше подумай, Адрис, что будет с городом и с людьми, если погибнут его лучшие умы. То-то… Кто позаботится о раненных и просто больных, если мы с тобой погибнем? Некому…

— Как мило ты списал меня, Баратор, — вставила Лаира слово.

— Адрис, мальчик мой, уйдем со мной. Переждем все эти страсти и продолжим лечить.

Но молодой лекарь молчал. Он медленно обернулся к Лаире и, почувствовав его искреннее смятение, женщина подавила насмешку и взглянула на Адриса с пониманием и сочувствием.

— Лаира, а вы… ваш выбор…каков?

— Мой? Я и некоторые из моих девочек остаемся в городе. Что бы ни случилось. Вот и к Баратору пришла с предложением о совместной помощи пострадавшим, а он мне поведал… о своих грандиозных планах.

— Значит…вы в городе, — начал прикидывать Адрис, — учитель, вы в подземелье, чтобы потом помогать оставшимся в живых страждущим. А я? Я с теми, кто пойдет к воинам…

— Адрис, ты сошел с ума?! — воскликнул Баратор.

— Все мы тут…немного сумасшедшие. Весь Аборн выжил из ума.

Адрис решительно поднялся и шагнул к выходу. Баратор вскочил, попытался схватить ученика за руку и остановить, но не успел.

— Одумайся! — жалобно крикнул старик, надеясь на последний шанс, но так ничего и не вышло.

Адрис ушел так же быстро, как и пришел, унося в голове само собой найденное решение. На полпути остановился и резко развернулся и сделал несколько шагов в направлении дома Эльды, но необдуманный порыв угас так же быстро, как и возник. Что он хотел сделать? Пойти к Азее? Зачем? Проститься? Признаться? Глупец… Кому он нужен со своими признаниями, особенно теперь? У него есть дело, а завтра… Этого никто не знает.

Эпизод VII

Эльда вскрикнула, согнулась, ухватившись за живот. По дому разнеслось ее сдавленное мычание.

В ту секунду Азее показалось, что земля вокруг провалилась, что стоит она на самой кромке бездны, размахивая руками, как неловкий птенец крыльями, ловя равновесие. В голову ударил жар талого воска, сердце, напротив, обледенело. На секунды, потому что на большее Азея не имела права.

Она сорвалась с места и подскочила к Эльде, слабо соображая, не контролируя ни действия, ни мысли.

— Эльда, Эльда, что с тобой? — затараторила Азея, дрожа сильнее, чем ее несчастная подруга.

Эльда не могла разогнуться, клонилась все ниже и ниже, вцепившись скрюченными пальцами в свой круглый живот. Когда Азея оказалась рядом подняла голову и взглянула на подругу, хотела сказать, но в этот миг накатила очередная волна резкой боли. Сквозь зубы, чтобы только снова не закричать, она выдавила одно только слово:

— Началось.

Голос растворил смятение Азеи. Она мысленно ругнула себя за недогадливость, поднырнула под руку Эльды, подставляя для поддержки плечо.

— Кричи, Эльда, не молчи, так легче будет, — пробормотала Азея, уводя роженицу в спальню.

— Знаю, — воспользовавшись паузой между порывами боли, прошептала Эльда, — уже проходили, верно?

Азея пропустила мимо ушей. Стараясь не обращать внимания на приступы страха, она уложила Эльду, собираясь с мыслями. Что делать? Куда бежать? А вдруг Эльда умрет? Азея хваталась то за один, то за другой, а рядом, через короткие паузы, стонала Эльда.

— Давай же, — прошептала Азея сама себе, закрыла глаза, пытаясь успокоиться, — не суетись. Вспоминай…

Сказать легко. Сделать сложнее. Под леденящие кровь стоны Эльды не припоминалось ничего, чему учил Адрис. Да еще и с улицы без спросу влетали неуместные сейчас звуки собирающейся толпы.

Сегодня был день гнева. Сегодня Аборн собирался сказать свое крепкое слово пришедшим войскам. Улицы кипели народным возмущением. Негодование достигло критической отметки и ринулось вперед густой, всепоглощающей массой.

С самого раннего утро жители города слонялись из одного конца города в другой. Не щадя голосовых связок они прославляли Совет, гнобили и поносили Маниуса, призывали всех-всех, кто только может стоять на ногах и думать головой, подняться и бороться против врагов. С каждой минутой народу становилось все больше, к шествию присоединялись женщины, дети, дряхлеющие, но бесконечно упрямые старики. Толпы заполонили собой даже маленькие переулки, живые ручейки сливались в одно гигантское, неукротимое течение, устремленное к воротам Аборна.