Только упаковала сумку, как открылась входная дверь. Яна, совсем сбившись с толку, замерла. Устойчивый алкогольный душок нёсся впереди Ашота, входившего в квартиру.

– Дарагая, прости меня, пожалуйста, за всё! – вид у него был грустный и растерянный.

Яна молча слушала его объяснения. Ашот пытался обнять её, но она выскользнула из его объятий, грубо оттолкнув. Ашот покачнулся и тут же грузно рухнул на диван.

– Я уже принадлежу Давиду, как я поняла, поэтому не надо ничего объяснять. А он знает, что я жду ребёнка от тебя?

– Знает. Он сам предложил, – ответил Ашот.

– Что предложил?

– Я бы не хотел, чтобы моего ребёнка воспитывал какой-нибудь там, неизвестный… Давид сказал: «Чем кто-то будет не наш, лучше я». Он тебя любит, я знаю. Он сразу хотел с тобой. Но я вот не мог, не хотел тебя уступать. Ты сама на меня больше смотрела. Давид, хоть и молодой, но молодец – настоящий мужчина.

Услышав это, Яна одарила Ашота таким колким взглядом, что он вдруг почувствовал себя неловко.

– Лучше ничего не говори, хорошо! – Яна впервые позволила себе такой тон. Взяв себя в руки, она тут же успокоилась, подсела к нему на диван. – Я лучше буду первой у Давида, чем второй у тебя! У тебя семья: жена, дети. Так будет лучше… Но я его увезу к себе на родину, – сказала последнюю фразу, как отрезала. Ашот смотрел на Яну томным взглядом. Чувство неловкости, огорчения, смешанное со страхом, испытывал он в этот миг. Он её потерял, – считай, навсегда. В душе царила суматоха. Ашот по натуре слишком слаб, чтобы позволить себе две семьи, как себе позволяли многие земляки. Его нерешительность и слабохарактерность не смогли отстоять запоздалую любовь… Без борьбы уступил он Яну и своего ребёнка племяннику.

А ведь сбылись всё-таки предсказания подруги: беременная Яна, прихватив Давида, возвратилась домой, под крыло родителей.

В родном городе у Яны родился сын. Давид зарабатывал достаточно, занимаясь ремонтом домов. Даже оплатил съёмную квартиру на год вперёд. Яна чувствовала себя с ним защищённой. Когда Яше исполнился годик, Давида срочной телеграммой вызвали в Армению. Через две недели Яна получила известие о смерти Давида.

Полтора года без него прошли, как во сне. Каждое утро, когда сын ещё спал, Яна выходила за покупками в продуктовый магазин. Возвращаясь домой, она чувствовала себя смертельно усталой, вновь падала на постель и проваливалась в глубокий сон. Днём жила в полудрёме. Иногда приходила к отцу, как к подружке, чтобы излить душу. Отец и дочь за разговорами засиживались на кухне до позднего вечера. Сергей Романович мог пропустить пару рюмок водки и слушать, нисколько не скучая, бесконечные воспоминания дочери о Давиде. Она рассказывала в подробностях о своих нежных отношениях с ним, вспоминала все его повадки: как он возвращался после работы и, крадучись, сзади обнимал, целуя её и Яшу, и частенько баловал украшениями из серебра.

Яне стало нечем платить за аренду, пришлось переехать к родителям.

Римма Сергеевна, обнимая внука, посмотрела дочери в глаза:

– Ну что ж, давно пора, другого выхода у тебя нет. Тем более платить за твою квартиру нам с папой трудновато. Да ты ещё и не работаешь, так что экономнее тебе будет жить с нами. Надо было сразу же к нам переезжать. Мы тебе говорили.

Мать с дочерью плохо ладили. Яне приходилось терпеть придирчивую мать. Зато бабушка во внуке души не чаяла.

Сергей Романович и Римма Сергеевна уступили внуку и дочери свою спальню. Сами перебрались в гостиную. Они с Яшей по выходным прогуливались в парке, катали внука на качелях. По ночам бабушка могла несколько раз заглянуть к внуку, чтобы посмотреть, как он спит. Да и Сергей Романович реже стал приходить домой подшофе.

На первый взгляд, всё складывалось хорошо. Но не для Яны. Ей казалось, если она будет сидеть дома и дальше, окончательно сойдёт с ума. Вроде она уже мама, и кутить, как в юности, с пацанами в компании стало неприлично. А жить, упиваясь только материнской любовью, маловато для неё.

В один прекрасный вечер, за ужином, Яна заявила родителям:

– Я устраиваюсь на работу.

– Куда? – осторожно спросила Римма Сергеевна.

– Ну куда я могу пойти? Будто непонятно!

– Доченька, не томи, – спокойно и с любовью в голосе спросил Сергей Романович, – не заставляй нас разгадывать ребусы. Ответь, пожалуйста, куда ты устраиваешься на работу?

– В торговлю.

– Если хочешь в торговлю, давай в наш магазин, – тут же предложила мать, зная, что дочь надо держать на коротком поводке.

– Увольте, Римма Сергеевна, но только не под вашим контролем, – иронично ответила Яна.

Олег, младший брат Яны, студент четвёртого курса, с самым серьёзным лицом сделал замечание:

– Ты могла бы сообщить об этом после ужина, чтобы не портить никому аппетит.

– Ладно, дорогие мои, давайте поговорим после ужина, – успокаивал отец возбуждённых домочадцев.

– А что говорить? Я уже всё сказала. Так что всем приятного аппетита. Олег, не поперхнись.

– Ты неисправимая, – не удержалась Римма Сергеевна.

– Яна, хорошо, ты пойдёшь на работу, – по-дружески обратился отец, – Яша с кем будет? Его же, наверное, надо в ясли-сад оформлять.

– Папочка, какой ты у меня догадливый. Вот ты мне и поможешь через свой завод место заполучить для своего внука.

– А куда же денусь, помогу.

Он с удовольствием всегда выполнял капризы дочери. Немудрено, ведь внешне Яна походила на высокого, статного Сергея Романовича. Ей передались по наследству даже его пухлые губы. Часто представляла, так было бы неплохо иметь к пухлым губам пышные груди. Вот, правда, бёдра после родов раздались. Во время беременности её грудь увеличилась до третьего размера, но как только она отказалась от грудного кормления, грудь вернулась в свои прежние размеры.