Работные люди тихвинской обители рассказали, что к их судну подошли из Деревяниц трое людей и, назвавшись патриаршими приставами, стали забирать тихвинские соймы «на великого государя». В завязавшейся драке люди Симеона веслами избили «до увечья» гребцов Тихвинского монастыря и «от соем отогнали», а Симеон велел вынести весь монастырский запас из захваченных судов «без меры». В челобитной новгородскому митрополиту Боголеп недоумевал, почему его бывший келарь так поступил, для чего ездил в Новгород и зачем остановился в Деревяницком монастыре.

Далее архимандрит доносил владыке, что сбежавший келарь не приложил руки к описанному в монастыре хлебу и «оружейной казне». В этой связи у Боголепа возникло «ужасное попечение», поскольку он неоднократно говорил Симеону: если в отчетных документах писана неправда, то «нам объяви, а буде пороку не ведаешь, для чего руки не прикладываешь, или ты, келарь, хочешь впредь что дурно святой обители и мне, архимандриту, чинить». На это келарь уклончиво отвечал, что время приложить свою руку еще будет: «…и впредь-де то не ушло».

Симеон действительно вел себя странно, но его поступки сразу после возвращения из Новгорода, по-видимому, были одобрены митрополитом Иовом. 12 ноября 1700 г. на пути из Новгорода ночью он проехал мимо своего Успенского монастыря и остановился в Николаевском Беседном монастыре, где жил до 27 ноября. Со слов Боголепа, Симеон «по ночам» наезжал на Тихвинский посад «ради угождения плоти своя» и «оглашал» тихвинского архимандрита. Из рассказов беглеца следовало, что тихвинский настоятель будто бы самовольно снял печати «в ево келарских сенях, в ево кельях у чюланов печати сняты и замки сломаны», а имущество Симеона похищено. На это архимандрит резонно возражал, что келарь самовольно и тайно вывез из монастыря свое имущество и его претензии безосновательны.

Из челобитной Боголепа следует, что Симеон в 1700 г. многократно доносил на него владыке. Одна из таких челобитных «о счете казначея» была «в черне» составлена в келье Симеона вместе с дворянином Степаном Никифоровым сыном Борановым, а также бывшей игуменьей Введенского монастыря Евдокией и введенским стряпчим Григорием Михайловым, а начисто переписана «потаемным умыслом» в гумне за монастырским полем. Со слов Боголепа, некоторые тихвинские монахи, приложившие руки к челобитной келаря, сделали это, не ведая ее содержания, и затем в этом раскаялись.

Убежав из монастыря, Симеон ездил в Новгород, а значит, донес митрополиту свое видение дел в Успенском монастыре. Поскольку у него не было убедительных доказательств вины архимандрита, он не получил от владыки приказания относительно тихвинского настоятеля. Тем не менее он продолжал настаивать на том, что в тихвинской обители не все благополучно с отчетностью.

Средневековая традиция ведения прихода и расхода отличалась от современной практики. В монастырские документы XVI–XVII вв. записывали не строго все доходы и траты, а преимущественно те из них, которые были важны для повседневного контроля. Поэтому, если у властей не было повода сомневаться в честности тех, кто вел учет, не всегда была нужда сводить приход и расход средств в единую систему денежной отчетности. Московские самодержцы оставляли за собой право верховного контроля над церковной собственностью (особенно при смене настоятеля), но без особой нужды не контролировали повседневные траты монастырей. В начале XVIII в. ситуация изменилась: по царскому указу следовало выслать в Москву все текущие приходо-расходные книги монастырей последних лет. Этот выразительный факт свидетельствовал о проникновении регулярного государственного надзора в повседневную практику средневековой системы отчетности.

Еще один конфликт случился у Боголепа с игуменьей соседнего Введенского девичьего монастыря Каптелиной. В 1700 г. митрополит повелел тихвинскому архимандриту разобрать ссору между Каптелиной и ее подначальными старицами. Боголеп взял сторону стариц, и обиженная игуменья стала досаждать ему. 24 июля 1702 г. она донесла митрополиту в «крестовой», что у тихвинского настоятеля «в кельи начуют того Введенского монастыря старицы». Извет Каптелины был оставлен без последствий, поскольку старицы единодушно свидетельствовали, что навет был вызван личной местью их настоятельницы 46 .

Несмотря на многочисленные доносы и жалобы, Боголеп продолжал строительство в своей обители: 4 сентября 1700 г. он заключил подряд с мастерами о покрытии тесом монастырской Покровской церкви 47 .

С началом Северной войны на новгородские монастыри были наложены дополнительные повинности. 27 января 1701 г. в Обонежскую пятину был послан дворянин Б. И. Колобов для переписи всех колоколов в монастырях и приходских церквах 48 . Сбор четвертой части колоколов по всей стране на восстановление утерянной под Нарвой артиллерии быстро дал необходимое количество меди, и даже с избытком, для литья пушек. Однако оказалось, что для изготовления орудий в мягкую колокольную медь требуется добавлять более твердую красную, сбор которой был немедленно организован 49 . 27 мая 1701 г. из Москвы архимандриту Боголепу была направлена царская грамота о сборе на Тихвинском посаде всей наличной красной меди, дабы «у торговых людей продажной красной меди досмотреть и описать. И что у кого такой меди явитца для нынешняго военного времени в пушечное литье, взять всю на нас, великого государя, и прислать к Москве и объявить в Ратуше, а за тое медь тем людем дать денег по настоящей цене» 50 . Царский указ предписывал не безвозмездное изъятие редкого металла у населения, а его выкуп, исходя из очевидного расчета, что при безвозмездной конфискации люди могут утаивать столь необходимую для литья пушек красную медь. Впрочем, платить должна была не казна, а Успенский Тихвинский монастырь: грамота новгородского митрополита от июля 1701 г. предписывала выслать на Пушечный двор всю находившуюся в обители медную посуду 51 .

Далее следовали все новые поборы и повинности. В 1701 г. представитель монастыря сообщал из Новгорода, что он дал от имени своей обители запись с обязательством построить к Николину дню 9 мая 11 судов «со всяким припасом с веревки, и с якори, и с пабы, и с веслы и шесты с нашего Тихвинского и Шунского погостов», а «буде на срок не поставить тех суд, – смертная казнь» 52 .

Царская грамота от 10 марта 1701 г. повелевала переписать по всей стране, «…сколько у которого архиерея и у монастырей оброчных статей мелниц, перевозов, рыбных ловель, сенных покосов, пустошей и иных всяких угодей, и те угодья за кем ныне на оброке и по чему обротчики с тех статей платят оброчных денег, и поручные записи ест ли, и ныне те записи где». Во исполнение этого царского указа в июле того же года новгородский митрополит послал об этом грамоту в Успенский Тихвинский монастырь 53 .