«Да, жизнь идет, – усмехнулся мысленно Зимин. – И все по одному сценарию: уже с ребенком». Он не нашел в ней никаких перемен: так же сдержанна и спокойна, правда, строгости в лице стало меньше, и смотрит не в себя, а на ребенка. Он вновь попытался понять, что же заставляет выделять ее из череды встречающихся привлекательных и даже красивых женщин. Красива? Стройна? Молода? Да, да! Все так. Но ведь не только это. Мало ли таких. И вдруг он обнаружил, что все в ней – и в облике, и в одежде, и в манере вести себя – отличалось какой-то сдержанностью и простотой. За все те годы, что Зимин не видел ее, она мало изменилась, даже прическу не поменяла – та же короткая стрижка. Но как высоко и гордо держит голову! Природа постаралась, одарила ее удивительным обаянием. Обаянием внешней простоты и скромности, которые всегда, как думалось ему, были признаками благородства. Вот это явное благородство, столь редко встречающееся сегодня, и заставило Зимина выделить ее из числа многих. Пароходик уже подходил к пристани, и засидевшиеся дачники стали подниматься с мест, выстраиваясь в очередь на выход. Зимин обычно ждал, когда все пройдут, чтобы выйти на пристань без толкотни, свободно. Ундина уже стояла в толпе.

«Если я сейчас не подойду к ней и не заговорю, она никогда не вспомнит о моем существовании», – решил вдруг Зимин. Он поднялся с места и поспешил встать у нее за спиной. Ребенок ее с любопытством присел перед разлегшейся на скамейке чернявой собачонкой. Та завиляла хвостом. Зимин поспешил с советом:

– Будьте осторожны! Не дай бог укусит! – и тут же без паузы осмелился: – Вас давно не было видно. Должно быть, это создание не позволяло?

Ундина, не оборачиваясь, кивнула в ответ и переложила набитый пакет в другую руку, а освободившейся прижала к себе дочку, стараясь в толчее оградить ее от теснившихся в очереди пассажиров.

– Давайте-ка я помогу вам. Возьму пакет, а вы поднимите девочку на руки, – отважился Зимин.

– Но он не тяжелый, – возразила она.

– Так вам будет удобнее.

Ундина отдала Зимину пакет. Теперь он с полным правом мог держаться рядом. Сойдя на пристань, она протянула было руку за пакетом.

– Нет-нет! – возразил Зимин. – Там впереди песок, вам тяжело будет.

Но вот пески закончились, перешли на твердую землю, уже было неловко удерживать ее поклажу, он с сожалением отдал пакет и, простившись, пошел было через заросли бурьяна на свою тропу, но обернулся. И вовремя. Ундина постояла мгновение, словно в раздумье, и направилась вслед за ним. Зимин улыбнулся и молча протянул руку за пакетом. Она отдала ему его, и они пошли вперед. Некоторое время шли молча. Зимин вдруг вспомнил, что еще в прежний раз он как-то услышал, что ее называли Аней.

– Вас ведь Аней зовут? – спросил он.

Она кивнула.

– А я Петр Сергеевич.

Назваться попросту, без отчества, он не решился.

– Вы знаете, Анечка, я ведь уже однажды помог вам. Через эти же самые пески ведро ваше как-то на пристань притащил, – сказал Зимин.

– Правда? – искренне удивилась она. – А я не помню.

Голос ее был чистый, приятный, говорила она спокойно, доброжелательно и без жеманства, ничуть, кажется, не тяготясь присутствием незнакомого человека. Они дошли до развилки. Тропа Зимина выходила на дамбу. Впереди, за рощицей, уже были видны дачи. Минут через двадцать он мог бы быть уже на месте.

– Нам направо, – сказала она. – Спасибо вам.

– Ну и пойдем направо! – заявил Зимин.

Идя чуть впереди, он порой прислушивался, как Аня разговаривала с дочкой. Зимина она ни о чем не спрашивала, отвечала лишь на вопросы.

«А ведь она, кажется, все-таки тревожится, – сообразил Зимин. – Еще бы! Я ей совсем незнаком. Сегодня будний день. Дорога пустынная. Участки далеко. Вон какие заросли, а она с малым ребенком».

Чтобы как-то успокоить молодую женщину, Зимин, стараясь быть как можно более дружелюбным, посоветовал:

– Анечка, вы бы сняли туфли. Неловко вам на каблуках, наверное. Земля еще теплая…

– Ничего. Я привычная.

Но когда они вновь проходили по песку, остановилась и сняла туфельку, чтобы высыпать набившийся песок. Стоя на одной ноге, она совсем не смущалась своей неловкой позы и даже не обратила внимания, что разрез на платье широко раскрылся и Зимин смотрит на ее стройные ноги, на оголившееся бедро. Он поспешил отвернуться. Дорога вывела их к дачам, и Анна опять стала благодарить его за помощь.

– Да давайте доведу уж вас вон до того угла, там тоже есть калитка, – предложил Зимин, сожалея лишь о том, что они так быстро дошли.

Анна улыбнулась и не стала противиться. И они вновь зашагали рядом.

– Спасибо вам большое, – поблагодарила Анна у калитки. – Тут мне уже недалеко. Спасибо.

Позже, вспоминая эту единственную совместную прогулку, снова и снова проговаривая свои слова, ее ответы, Зимин переживал чуть ли не каждый миг того свидания. С радостью, давно не пережитой, он, как юнец, доскакал до своего участка. Ее улыбка, добрая и открытая, ее голос, мягкий, проникающий, казалось, в самое сердце, ее светлое лицо, – все это Зимин старался удержать в памяти. Войдя в домик, он завалился на застеленную постель, закрыл глаза и вновь вспоминал, минута за минутой, этот такой недолгий час их совместной дороги. Он испытывал радостное состояние от ее доброжелательности и возможной готовности понять его мысли, настроения, чувства. Не зная наверняка, чувствовал, что с этой юной женщиной можно было быть открытым и искренним, он был бы рад лишь тому, что только говорил с ней, слышал ее мелодичный голос, видел ее теплый взгляд, в котором ничего не осталось от давней девичьей строгости.

Зимин и думать не хотел о том, ради чего приехал сюда. Грядки остались невскопанными, сад неухоженным. Он продолжал лежать одетым на постели, лелея призрачную надежду на возможную новую встречу.

Вечером дома за ужином он не удержался и сказал жене:

– Помнишь, я показывал тебе девчушку на катере года два назад? Сегодня видел ее уже с дочкой. Вот время скачет!

– Помню-помню, – безразлично ответила Татьяна.

Следующих выходных он ждал с нетерпением.

И рано утром в субботу заторопился на пристань: вдруг вновь увидит ее? Ундины не было. Недели отлетали одна за другой, но она не появлялась. Лишь глубокой осенью Зимин наткнулся на нее глазами. Оставив жену у борта катера, на открытой палубе, он зашел в салон, пытаясь найти свободное место. И сразу же увидел ее. Она смотрела на него, как показалось Зимину, с тревогой.