Матушка-река
вернуться

Васильев Сергей
Шрифт:
Хороша теперь жизнь в саду,Яблоки там висят,Пчелы порхают у всех на виду,И медом полнится сад.Но покрыта ржавчиной ножевойПашня, высохшая совсем.И стоит отец мой еще живойНадо мной и над миром всем.

«Папе Карло Коллоди земля по колено…»

Папе Карло Коллоди земля по колено,Но сосновое вдруг нашлось полено,И тогда, улыбаясь картинно,Появился на свет Буратино.А еще раньше был плотник Иосиф,Который, полено на землю бросив,Раскаялся и удивился —И Христос на свет появился.Мой отец был плотником тоже,Он работал то нежно, то грубо,Но всегда хорошо – похоже,Все деревья ему родня.Знать бы лишь, из какого дубаВытесал он меня.

«Господь, ты меня услышь…»

Господь, ты меня услышь —Секундой хотя б одной.Луной питается мышь,Луна питается мной.В этой страшной жаре,Где не можно дела вершить,В человеческой кожуреДаже ангел не смог бы жить.Дождь бы, что ли, пошел слепой —Я согласен с ливнем любым,Чтобы вновь остаться с тобой,Только зрячим, а не слепым.

«Дай вещи имя – и заговорит…»

Дай вещи имя – и заговоритПочти лукаво и почти навзрыдПро боль свою и про чужое счастье,Не требуя ни денег, ни участья.На то нам и даются имена,Чтобы измена чересчур нежнаБыла и для тебя, и для другого —Назойливого друга дорогого.Вот потому так радостно живем —Глотаем воздух, черный хлеб жуем.И, может, лишь одно коровье вымяСпособно нам сказать про Божье имя.Мне сладко от парного молока,Я счастлив поглядеть на облака,Которые и круг измен не знают,И нам, таким плохим, не изменяют.

«Парк, тихим солнышком согретый…»

Парк, тихим солнышком согретый,Уставший от людских обид.Бомж, утомленный сигаретойИ левой водкой, грустно спит.А рядом женщина с коляскойИ силуэты бывших жен,А ты опять веселой пляскойСвятого Витта поражен.Ты не увидишь святотатца,Но мысли слишком глубоки,Когда на голову садятся,То вороны, то голубки.

««Мне скучно, бес…»…»

«Мне скучно, бес…» Мне тоже нынче скучно,Но к бесам не привык я обращаться.Уж лучше забрести вон в ту церквушку.Я, правда, слишком редко в ней бываю,Мне то друзья мешают, то подруги.Так вот, я забреду, поставлю свечкуЗа упокой родителей моихИ за здоровье и жены и дочки —Глядишь, и на душе повеселеет,Глядишь, и Бог обрадуется вдруг.Флоренский Павел как-то говорил,Он говорил: «Любой из нас – проект,С любовью созданный великим Богом,А как проект мы этот испохабим,Зависит лишь от каждого из нас…»Я думаю об этом и печалюсь.

«Снова осень. В осиннике рыщут волки…»

Снова осень. В осиннике рыщут волки,Ищут нежность нашу и тишину.Ни в стогу иголки, ни Блок на полкеНе найдут чужеземную эту княжну.Стенька Разин томится – куда как славно:Хоть в полынь-траву, хоть в разрыв-траву!Мне милее ясная Ярославна,Ножками топчущая татарву.

«Луна опять, и опять сырая…»

Луна опять, и опять сырая,Ежик опять бредет из сарая,Чтоб выкупаться в синеве.Полночь глядит снова зловеще,И нас окружают не люди, а вещи,Ползающие по траве.И ты, лишившись родного края,Пытаешься жить, в несчастье играяИ нежа любовный схрон.И нет головы у Иоанна Предтечи,И слышны лишь Батюшкова яркие речиДа темные речи ворон.

«На российском этом диком морозе…»

На российском этом диком морозеХолодно, знаешь, не только розе,Холодно и мне, и тебе.Только не надо теперь о прозеИ не надобно о судьбе.Ты не такая уж светская дама,Чтобы не помнить про Мандельштама,Чтобы меня забыть.Пусть болит по-прежнему ребро Адама —Так уж тому и быть.

«Есть бабочки, есть и птицы…»

Есть бабочки, есть и птицы,Кормящие в клюве птенцов,Есть травы, чтоб взгромоздитьсяНа могилы наших отцов.И есть дерева такие,Что жизнь пойдет на дрова,Такие вот сухиеВеселые дерева.И ты, забывая землю,К небесным плывешь листам.Но я этого не приемлюТак же, как Мандельштам.

«Осенние злые мухи…»

Осенние злые мухи,Серьга у теленка в ухе,Русалки на дне реки —Приходит время разлукиРазуму вопреки.Луна вплывает в окошко,Словно британская кошка,А помнится лишь одно:Не будет ни звезд в лукошке,Ни ты не уйдешь на дно.