Шрифт:
Шестой – Гитарист. Он стоит у меня за спиной, и я его редко вижу. Но часто слышу. Они с соловьем так душевно поют, что звезды кажутся ближе. Как-нибудь напишу на эту тему стихи. Ну и седьмой – мешковатый Иван с крайнего участка.
У каждого свой метод пугания. Я, к примеру, махач – руками машу. Рыболов крутит удочкой, как будто вороны – это рыбы с клювами и крыльями. Инопланетянка шуршит фольгой и машет флажком с полосками. Оружие Гитариста – фанерная гитара плюс пустые консервные банки. Мавра Кирилловна и Павел Афанасьевич на пенсии, отдыхают. Насчет мешковатого Ивана ничего не известно, но вороны его жутко боятся, облетают стороной. И валят всей оравой к нам – большое спасибо тебе, Ваня! Меня вот изгадили с ног до головы. В самый раз на конкурс красоты! Вам смешно? А мне стыдно.
Мышь и соловей считают, что Инопланетянка – птица не моего полета. Она рассказывает, что прилетела с другой планеты и потерялась. И что у нее там остались пятеро детей и муж. Никто ей, конечно, не верит, но и не возражают. И правильно – зачем разрушать чужие мечты? Да и кто я такой, чтобы возражать этой неземной красавице? Вася с тряпичными глазами и руками, сделанными из шлангов от пылесоса. И с пальцами-прутьями (на левой руке тридцать три, на правой тридцать два). И с ужасно длинным носом. Может, в нем все дело? Может, он коробит Инопланетянку? Эх, вот был бы я, например, рыцарем в доспехах и победил бы я на турнире…
13 Октября
Да что ж такое! Мышь вцепилась когтями в воротник моей рубахи.
– Что с тобой, мышь?
Вроде тихо спросил, но она чуть не сорвалась.
– Ччччего орешшшшь?
Глаза одурелые. Юркнула в горшок и затихла. Я прямо чувствовал, как она там дрожит.
– Э-э-э! – Я постучал по голове.
– Тишшшшше ты!
И тогда я увидел ее. На мокрой от дождя дорожке к дому деда Пантелея темнела лужа. А вокруг нее ходила лиса, восхищаясь своим отражением. Забарабанил дождь, отражение пошло рябью. Лиса пропала. А через минуту в курятнике деда Пантелея начааааа…
Ветер рвет дневник из рук. Может, обижается, что нет конкурса красоты для ветра? Интересно, какой ветер самый красивый? Наверное, южный. После него сразу начинается весна, набухают почки, яблони цветут. Красота! Но до весны еще так долго…
Снова появилась лиса, потопталась около забора, подняла морду, как будто ловила чей-то запах.
И тут произошло неприятное. Она заметила меня.
– Кыш!
Лису подбросило. Она бултыхнулась в воздухе и шлёпнулась на лапы, прижалась брюхом к земле, стала тихо отползать. Шерсть дыбом. Желтые клыки наружу. Перепрыгнула выгребную яму и пропала в зарослях малины.
Где-то зазвенело разбитое стекло, завыл кот. Стихло. И только тут я понял, чей запах лиса ловила.
– Эй, ты жив? – мышь царапнула стенку горшка.
Я молчал. Потому что реально расстроился.
– Василий, что с тобой? – не унималась мышь.
– Меня съела лиса, – пошутил я. Невеселая шутка.
От сильного порыва ветра заскрипел маленький покосившийся домик с плоской шиферной крышей. В нем давно никто не жил. Краска отслаивалась от стен и сухими пластинами падала в черные подмороженные лопухи. Сорока рассказывала, есть такие страны, где всегда тепло. Там и ветры ласковые и птицы красивые. А у нас черные вороны и серые воробьи. Правда, соловьи тоже серые, а как поют!
– Чего прилетела? – спросил я сороку.
– Принесла анкету. На участие в конкурсе.
14 Октября
Имя – Василий. Проживаю на грядках виктории (сорт клубники). Серая рубаха косоворотка (деда Пантелея), синие брюки (его сына), желтый пояс (жены), розовый шарф (дочки), длинный нос (я бы не возражал, чтобы покороче).
Дед Пантелей собрал меня из того, что нашел в сарае. Плюс шланги от пылесоса. Плюс ивовые прутья. Плюс горшок. Плюс шест. Плюс чернильницы-непроливайки (чернила приносит мышь, откуда берет – не знаю).
– Василий, я ужасно несчастная, – мышь положила хвост мне на плечо. – И ты должен меня пожалеть. Что молчишь?
– Мучаюсь с анкетой. У меня есть биография горшка, рубашки, штанов, и так далее. А моей биографии нет.
– Соври что-нибудь. Ну там, закончил колледж, поступил в университет.
– А что такое колледж и что такое университет?
– Не знаю.
– Василий, надо сходить к Мавре Кирилловне и Павлу Афанасьевичу, уговорить участвовать, – сказала сорока.
– Я их знаю. Начнут жаловаться на здоровье.
– А ты найди прелестные слова утешения и ободрения. Напомни про честь представлять дачный поселок «Аушки».
Я понимал, сорока не отстанет. Бросил свою анкету и направился к старикам.
– Ну пожалуйста… Мавра Кирилловна… Павел Афанасьевич… прославим наши «Аушки»…
– Что-ты, что-ты, Василий, мы такие старые, – улыбнулась Мавра Кирилловна.
– Что-ты, что-ты, Василий, мы такие больные,– добавил Павел Афанасьевич.
– Мы здесь за вас поболеем.
– А там мы будем обузой.