Да в какую же сторону он откроется, в конце концов?

Чёрт! Я совсем забыла! Поспешно отворачиваю левый рукав джинсовки, ведь у меня при себе — ни нарукавника, ни защитного браслета, ни перчатки, а без них после первого же выстрела незащищённую руку располосует тетивой. Джинса, конечно, не металл и не плотная кожа, но хоть как-то смягчит удар.

Рорик спотыкается и замедляет ход. Ему осталась треть пути. Если некто выскочит из портала прямо на него — прибьёт с маху, не задумываясь, незащищённая цель так на это и напрашивается. Лучше мне быть к парню поближе, тогда в любом случае я хоть разок, да успею пальнуть. А если останусь здесь, и противник появится ближе ко мне, и не один? Может статься, что пока я буду отстреливаться, другие обнаружат парня и с радостью с ним расправятся. Рвусь к ведуну, и, чтобы выиграть время, не по окружности, а напрямик, пересекая площадь буквально в метре от растущего диска, с которого вдруг срывается и больно щиплет в бок ветвистая молния, словно портал огрызается, не войдя ещё в полную силу. Занимаю позицию, чтобы быть на линии между порталом и ведуном. Тому остаётся уже четверть пути, а порталу — восьмушка, не более.

Рорик уже побелел от напряжения, опустился на одно колено, но нож из рук не выпускает. Рот приоткрыл от напряжения, в глазах… нет, не слёзы, а баранья упёртость: мол, сдохну, но дойду! Доползу! Замкну!

И я решаюсь на одно действо, хоть многим оно показалось бы не ко времени. Но, в конце концов, мне же помогли однажды именно таким образом, и помогли быстро, почему бы не рискнуть? Сейчас все средства хороши. Остаётся сделать четыре торопливых шага к Рорику, опуститься рядом, пристроив лук на мостовую, притянуть обеими руками рыжую голову и, пока он не успел сообразить, что к чему — поцеловать. И с тем поцелуем отдать всю силу обережницы, которую можно вложить в один выдох.

Его губы солоны от пота, но удивительно нежные, как у младенца. А взгляд… временно стекленеет. Некогда мне проверять, сработало или нет: я поспешно его отталкиваю, хватаю оружие и с места прыгаю в привычную стойку. И вовремя.

Портал, наконец, сформировывается в полный рост, метров на десять, и радужная перепонка лопается, прорезая выход — в мою, мою сторону! Приставным шагом отодвигаюсь левее, потому что краем глаза ловлю шевеление сбоку: Рорик снова в строю и движется, надо сказать, заметно энергичнее. Но отвлекаться на него больше не могу. И первыми тремя стрелами срезаю трёх выскочивших из лазурного сияния ламий, я их сразу узнаю, полулошадей-полудев. Портал, гад, достаточно широк, чтобы пропустить ещё и не таких тварей, вооружённых до зубов.

Это очень хорошо, что их много, думаю хладнокровно (бояться-то уже некогда). Потому что об увесистые, бьющиеся в агонии тушки уже запнулись следующие. Похоже, построение у них тройками… Тетива щёлкает несколько раз, всё сильнее обжигая руку. Больно-о… Это ещё вскользь, Ваня, потерпи, потом залечишь.

Теперь на выходе из портала — куча мала из шести ламий, кое-кто ещё трепыхается и делает попытки подняться. Одна даже, ощерившись, прицельно плюёт в меня ядом, но не достаёт — далековато. Я не то чтобы промахнулась, а просто не соображаю, куда метить, где у них уязвимые точки? Головы чешуйчатые, торсы, хоть и человечьи, но в броне, поэтому посылаю стрелы кому в лошадиную грудь, кому в незащищённый бок, если удаётся. Следующая тройка, наткнувшись на павших подруг, злобно шипит, на глазах перетекая из кентавресской в змеиную форму и восстав на хвосты, чем живо вдруг напоминает тех самых степных кобр, что пытались на меня напасть во время медитации на камнях. Однако нет рядом Рика, и не будет уже, рассчитывать нужно только на себя. Теперь я посылаю смерть в незащищённые глаза рептилий, чтобы уж наверняка, сейчас не до гуманизма или сантиментов — у меня товарищ за спиной, я за него отвечаю. Перед кем? Перед собой, Обережницей. И трачу ещё три стрелы. Потому что эти дуры, вновь взявшие невесть откуда, упорно прут по трупам своих же, не соображая, почему те застряли. Говорю же — дуры.

Двенадцать стрел потрачены. В воздухе тянет остро-солёным, терпким… кровью. Отвлекаться недосуг, я накладываю очередную стрелу и жду.

Голубой обод портала содрогается от раздражённого рыка по ту сторону. Гигантская мохнатая нога в бесформенном кожаном сапоге перешагивает и через нижний обод проёма, и через трупы ламий, с хрустом походя расплющив одну и оставив после себя жуткую красную лужу. Вослед за нижней частью ноги и нарисовавшимся коленом вырастает заросшее редкой бурой шерстью бедро толщиной со старый кладбищенский тополь. Когда появляется сам корпус, я машинально задираю голову, чтобы разглядеть одноглазую уродливую башку. В ручищах циклоп сжимает окованную железом шипастую дубину, ибо ни один оружейник не скуёт для такой образины меч по руке.

Вопреки игровым вариантам, он не в набедренной повязке, а в панцирном доспехе. Ручищи наружу, шея голая, но его плотную, серую как у слона кожу не пробьёшь, стрела, которую я запускаю на автомате, лишь чиркает — и рикошетом отлетает от толстенной жилистой шеи. Значит, и его остаётся бить в глаз — это уж точно уязвимое место.

Но на сей раз я не успеваю прицелиться. Волосатому громиле не нравится, что его царапнули; он запрокидывает уродливую голову, вздымает руки-клешни, будто и не замечая тяжести палицы, и издаёт оглушающий рёв. Затем, набычившись, ищет меня единственным горящим оком, злобно кривя бесформенный рот с торчащими в разные стороны жёлтыми зубами, принюхивается, втягивает воздух вывернутыми ноздрями. А у меня стрела отчего-то всё ускользает из-под пальцев и, зациклившись, я никак не догадаюсь взять любую другую из колчана, упорно пытаюсь нащупать и вытащить именно эту… Я, наконец, сбрасываю временное отупение, хватаю стрелу-соседку, и в это время гигант, наконец, меня замечает.

Взрыкивает ещё раз — и словно в замедленной съёмке я вижу, как поднимается, сгибаясь в грязном колене, ножища, как обрушивается на брусчатку ступня с мой диван величиной, чувствую, как содрогается и корчится в ответ земля, как бьёт в подошвы с такой силой, что невольно подгибаются ноги. От монстра, вспахивая булыжники многострадальной брусчатки, мчится ко мне сейсмическая волна, рождая в камне крупную рябь, как на воде, а поверх — поток визжащих вихрей, что искажают и скручивают в штопоры пространство, преломляют материю, парализуют, оглушают. Я не в силах не то, что бежать — пальцем пошевелить.

Встречь Волне Искажения, упруго оттолкнув меня в сторону, летит чистый морозный вихрь. И сшибается лоб в лоб со скопищем маленьких злобных смерчей. Я дышу ртом, трясу головой, пытаясь справиться с оглушением, когда меня хватают за плечи и тащат назад.

— Сюда! Скорее!

Рорик волочёт меня к самому крыльцу ратуши и там бесцеремонно прислоняет к стене, поскольку я всё ещё нетвёрдо держусь на ногах, а сам, взвесив посох на руке, энергично им встряхивает. Только на этот раз не бьёт оземь, а словно перезаряжает на ходу ружьё, как Сара Коннор в финальной схватке с Терминатором. Направляет навершие на циклопа, который, хоть и помят слегка, но уже топает в нашу сторону. От его чугунных шагов площадь содрогается.