Шрифт:
Много позже Ира рассказывала мне с непередаваемой тоской, как при виде Юрия, бывшего второго мужа, тёмный страх заползал в самые глубины её души и липким холодом охватывал всё сердце, как впадала она в состояние душевного окоченения. А ему это доставляло безотчетное, какое-то наркотическое удовольствие. Любовь и страх не могут сосуществовать… На год хватило Ирине терпения, беременной на восьмом месяце от него сбежала. Вместе с мамой они двоих прекрасных сыновей вырастили. К счастью, дети и внешне, и внутренне в их породу пошли. По истечении многих лет, все события жизни с Борисом и Юрием кажутся Ирине нелепым нагромождением абсурдов. Страх, рабство, обиды, ненависть знаменовали то сложное время. И только разделавшись со всем этим аморальным хламом, она по-настоящему сумела оценить последовавшую свободу. Теперь Ирина смотрит на всё происходившее с ней иначе, проще. Но до сих пор не может понять, почему любовь принижала её, лишала уверенности, заставляла так долго терпеть несправедливость. Видно, наше женское сознание слишком сложно организовано. В нём глубоко и неоднозначно переплетены разные его пласты и сферы влияния. И если в мозгу из-за стрессов рвутся или смещаются какие-то связи, то нередко это предвещает изменения и в других областях его деятельности, возможно, даже наступает временное локальное торможение в них электрических сигналов. Здесь даже специалистам непочатый край работы, куда уж нам, сирым.
Я люблю изучать интересные ситуации. Как-то спросила у подруги Альбины Смирновой: в чём причина её долгой и вроде бы достаточно счастливой семейной жизни? И знаешь, что она мне ответила? «Каждый мужчина мечтает, чтобы женщина растворялась в нём. И к чему это приводит, ты тоже знаешь. А моему мужу приходится всю жизнь доказывать, что он стоит моей любви и моего внимания». Я тогда подумала: «Как же надо было суметь сначала принизить мужчину, прежде чем заставить его служить себе? Такое, наверное, доступно не просто умной, но ещё и очень хитрой женщине.
– А вдруг ей повезло найти идеальный вариант? – Это Аня попыталась заступиться за чету Смирновых. Но Инна не позволила.
– Может, у них там всё много проще: муж зависел от её родителей материально или перспективой хорошей должности. Мне встречались такие семьи. В них мужья по струнке ходили». Но я промолчала, не стала разочаровывать и принижать Альбину в её собственных глазах. Но про одного знакомого офицера всё же рассказала. «Подкаблучником был. Все в семье им командовали: и жена, и дочки. А он, в отместку, всю жизнь втихаря погуливал».
Услышав про Альбину, Жанна усмехнулась про себя: «Совсем не обязательно, чтобы женщина была очаровательной, особенной или слишком умной. Мне кажется, в этом случае важно, каков мужчина. Знала я одну стерву – лживая до мозга костей, хитрая, злая и пакостливая, в общем – змея, ничего собой не представляющая ни внешне, ни внутренне, блеклая во всех смыслах, но муж обожал её до потери пульса. Она мне по секрету хвалилась, мол, я звезда небесная в его глазах, такой и чувствую себя. Он каждый сантиметр моего тела обцелует... Не было в том заслуги женщины. Тот мужчина умел редкостно любить. Видела его в парке с сыновьями: заботливый, красивый. Я намеренно съездила, чтобы убедиться, что моя знакомая не врет.
Всем нам хочется нежного, ласкового мужа, чтобы наслаждаться с ним постоянным осязанием радости, чтобы понимал он милые переливы женского настроения, жалел, ценил. Женщина ищет мужчину не за тем, чтобы иногда чувствовать оргазм. Она хочет быть счастливой. Иной прекрасной женщине судьба такое дерьмо пошлёт, что в ноль низведёт он все ее достоинства и принизит так, что ей и жить не захочется. Он только и может, что посягать на её порядочность, измываться над её добротой и мягкостью. И почему так причудливо тасуются колоды карт… человеческих жизней? Судьба – безусловно, гениальный композитор, только не всем дано суметь прочитать партитуру своей жизни. А некоторые и не изъявляют желание изучать, плывут по течению, не оставляя себе и тени сомнения в правильности выбора, ни минуты не веря в свои способности к чему-то более высокому, не пытаются бороться, ломать барьеры. И тем до минимума упрощают свою жизнь, делают её пустой и примитивной».
И тут же Жанна мысленно проехалась в свой адрес: «Я сама придумала или кто-то это нашептал мне на ухо?»
– А недавно Ирина пригласила меня по старой памяти к себе домой. Она была такая домашняя, уютная. Мы были необыкновенно расположены друг к другу, вспоминали молодость. Только своих мужей не касались. Остроумно, но не ядовито перемыли косточки общим знакомым. Славно посидели! – закончила Инна свой рассказ.
Аня слушала и восхищалась способностью Инны не только просто и легко принимать этот огромный странный мир во всем его завораживающем, а иногда и пугающем разнообразии, в который она, очевидно, надёжно встроилась, но и её поразительной готовностью ориентироваться в самом немыслимом нагромождении обстоятельств, объясняя себе и другим их причинно-следственные связи; желанием Инны – и это при всех ее недостатках! – помочь, спасти, оградить кого-то, отстегнуть что-то доброе от своих моральных и материальных запасов. Анино мнение об Инне начинало меняться в лучшую сторону. И всё же она засомневалась: «А вдруг у неё вместо сострадания обыкновенная сентиментальность и любопытство к чужой жизни? Ну, зачем я так?» – сделала сама себе строгое внушение Аня.
Не всякая жизнь достойна реквиема
– Жанна, ты помнишь Лину с химического факультета? – спросила Аня. – Забыла? Добро пожаловать в клуб склеротиков. Я в нём уж лет пять состою.
– Она была много старше нас?
– Да. Лина в общежитии через комнату от нас жила. Так вот я тебе про её сына хотела рассказать. Он из породы талантливых. Это когда мозг сам всё время требует напряженной работы. Лина это поняла, когда сынок был ещё совсем маленьким. У него с раннего детства было прекрасно развито воображение и фантазия, он беспрерывно сочинял «трактаты» на любую тему. И если начинал говорить, «выключить» его было трудно. Мальчик уже в дошкольном возрасте «открывал» вокруг себя законы физики и химии, а в школьные годы – искал им экспериментальное подтверждение. В старших классах Лина обнаружила у сына помимо таланта учёного еще и прекрасные педагогические данные. Она сама была незаурядной женщиной, но потратила свою молодость на семью и только в предпенсионном возрасте наконец позволила себе выйти из тени мужа и начать проявлять себя хотя бы в некоторой части своих способностей. Мужу она нужна была как домработница, его не волновали её способности и возможности. Помню, он как-то при мне пренебрежительно сказал: «Ты умеешь решать задачи из «Эврики» и «Кванта»? Она побелела и сдержанно ответила: «Ты забыл, что это я в МГУ училась, а ты всего-навсего в военном училище». Муж Лины мимо ушей пропустил её слова. Он и в своем ребенке не замечал особых талантов, не занимался им, как и ничем другим, что касалось их семьи.
А Витя и в вузе с легкостью решал задачи и не считал их серьёзными, достойными научных статей. На первом курсе руководитель секции сразу понял, что перед ним конкурент, угроза его сыновьям и «прихлопнул» парня, не выпустив на конференцию, потому что его работа оказалась самой сильной на всём факультете. А Лининому сыну и в голову не приходило, что она чего-то стоит. Он же делал её легко, с удовольствием, будто играя. Профессор из Пензы, муж моей подруги, попросил прислать ему эту работу, чтобы сравнить её с уровнем научных разработок своих студентов-дипломников. Она оказалась настолько сложной, что он попросил прокомментировать каждый ее пункт, потому что молодой человек в окончательном варианте опускал промежуточные выкладки и целые блоки расчётов, которые казались ему слишком тривиальными. Правда, сын Лины отмахнулся, мол, нет времени на расшифровку простой задачи, пусть его студенты сами этим займутся. Не захотел он возвращаться к пройденному, его тогда уже интересовали другие темы.