— Без фокусов и приключений не можешь!

Я молча обработала ногу и пошла ужинать. По комнате ходила почти не хромая. Делала вид, что не больно.

На зиму для коровы не хватало еще одного воза сена. Ох, уж мы с ним и помучались! Дожди шли через день. Не успеет чуть обсохнуть трава, как опять намокает. За две недели почернела она и годилась только на подстилку. Пайки нам больше в колхозе не давали, и отец пошел выпрашивать в колхозе солому. Председатель снизошел, выписал. Но за нее надо было неделю на стоговании соломы отработать. А у отца опять грыжа разыгралась. Я пошла в бригаду. Мужчины возмутились, мол, нечестно девчонку взамен себя присылать, какой прок с нее. Но женщины с нашей улицы вступились за меня, и я не подвела их, наравне со всеми работала. А когда солому повезли домой, ливень хлынул. Потом дождики каждый день срывались, а то и по два-три раза на дню. Целую неделю из сарая во двор и назад солому таскали, пока не просушили как надо. Замаялись. И все же справились мы. Закончилась сенная эпопея!

— С кормом будем! — радовалась бабушка, будто себе сено на зиму заготовила, а не корове. Я понимала ее.

ПЕРВАЯ ВЯЗАНКА

Каждый день мы ходим с девочками рвать коровам траву. На этот раз мы пошли на картофельное поле. Повилика устилала всю землю, а щир и лебеда высокими свечками торчали выше картошки. Прежде чем положить траву в мешки, мы отрывали корни. Коровы грязное не станут есть.

Подошел бригадир:

— Почему только повилику рвете? Всю траву выпалывайте, а то выгоню с поля!

Я заволновалась. Зойка бойко ответила за всех:

— Повилика обвивает и душит картошку, а от лебеды большой беды нет. Только удобрение жрет, но его тут предостаточно, всем растениям хватит.

Бригадир ушел прочь, а Зоя обратилась ко мне:

— Смешная ты, всем веришь. На испуг он брал. Пусть спасибо скажет, что задаром от травы картошку спасаем. Он и сам понимает, что, кроме нас, никто ему не поможет.

— А зачем грозил? — обиженно промямлила я.

— Пыль в глаза пускает, начальника из себя строит. У начальников пропасть всяких заморочек, — рассмеялась она.

«Глупо ведет себя бригадир», — подумала я и тут же забыла о нем.

Мне не хотелось таскать за собой тяжелый мешок, поэтому траву я сначала складывала в кучки, а затем собирала. На этот раз травы набралось так много, что я с трудом затолкала ее в мешок. Гляжу, а девчонки уже разбежались. Первая попытка поднять мешок на плечи не удалась. Пробовала взвалить и сидя, и стоя. Бесполезно! Залезла в ров, положила мешок на плечо, но вылезть с грузом не получилось. Хоть отсыпай половину! Увидела в конце поля столб высотой около метра. Он разделял участки разных сортов картофеля. Подтащила мешок, взгромоздила на столб. Но, падая, он пролетел мимо меня. «Все равно добьюсь», — злилась я на свою неловкость. Во второй раз не выпустила завязку мешка из рук. И, когда он начал сваливаться со спины, я успела подправить его. Ура! Получилось.

Мешок был тяжелым уже в самом начале пути. Но идти-то всего метров двести. Прошла несколько шагов. Отдохнула. Мешок с плеча на плечо перекатила и продолжила путь. Потом в область поясницы мешок приладила. Вот уж из низины выбралась. Хата совсем рядом, а сил больше нет. Колени дрожат, ноги еле переставляю. Пот глаза застилает. От жутко усталого нетерпения и желания поскорее избавиться от нещадно, чудовищно раздражающей ноши во мне нарастала жалостливая злость. Очень хотелось перебороть себя. Но уже не помогали настойчивые возражения болезненного самолюбия. Приподняла голову. Вижу: бабушка у калитки стоит, рукой мне машет. «Переоценила свои возможности, — недовольно подумала я и тут же почувствовала, что силы на самом деле стремительно покидают меня. И не выдержала. Сбросила мешок! Полились слезы бессилия и задетого самолюбия. Стала спиной к дому и не двигаюсь, как присохла. «Не смогла преодолеть себя! Проявила неуверенность и опозорилась», — удрученно, покаянно говорила я себе и молча психовала. Бабушка подошла ко мне и сразу все поняла.

— Вот так мы с Кларой пни корчевали. А когда совсем из сил выбивались, волоком тащили... Упорная ты, это хорошо. Пригодится в жизни. Но другой раз лучше дважды сходи, если перебор выйдет. Лошадь меры не знает в работе и гибнет.

И добавила поразительно важную для меня провидческую фразу:

— Не надорвись, детка. О себе думай. Иначе избыток самолюбия и рвения может сыграть с тобой злую шутку.

Мы взяли мешок с двух сторон и занесли во двор. Я продолжала на ходу глотать горькие слезы неловкости.

— Спасибо тебе коровушка скажет жирным молоком, — улыбнулась бабушка.

Усталость сразу отступила.

Я понимала, что бабушка торопилась воздать должное моему старанию. Она очень бережно относилась к моему стремлению быть хорошей.

— Никуда не уходи. Скоро в Обуховку на велосипеде поедешь, — предупредила бабушка Аня.

Шаркающие шаги больных ног затихли. И я, окрыленная добрым напутствием, побежала в сарай за железным конем.

Через два часа была у стариков в Обуховке. Бабушка Маня встретила ласково:

— Я пойду колоски собирать, а ты почитай. Знаю, очень любишь книжки.

— Помогать приехала, — уверенно и убедительно возразила я.

Мне льстила ее забота, но я не могла позволить себе воспользоваться добротой старого человека.

— Ты нашенскую работу не сумеешь. Теперь только старики на нее горазды, — вздохнула бабушка.

— Можно с вами пойти? — попросилась я.

— Тебе решать, — улыбнулась уголками губ старушка.

Вышли в поле. Впереди, сколько глаз хватает, желтая стерня. Воронье кружит над свежими скирдами. Вдалеке, как муравьи, копошатся люди вокруг незавершенного стога. Одни работники маленькие копенки подтаскивают, другие — складывают солому в стог, формируют надежный скат, как у крыши дома.