Ничего отличного, конечно, но так я хоть в качестве компенсации смогу купить ей нормальных продуктов, а не эту дичь из магазина за углом.

— Ой, прости… я как-то сразу не подумал. Знаешь, совсем забыл, что в этой квартире живу не один… прямо из головы вылетело, — сокрушаюсь настолько натурально, что меня бы точно без проб взяли на роль какого-нибудь раскаивающего идиота в малобюджетном триллере. — Ну, ничего не поделаешь, придётся, значит, пока позавтракать где-то вне дома, а потом заеду в магазин и куплю что-нибудь на ужин.

— В смысле купишь? — удивляется и даже левую бровь заводит вопросительно. — Не надо ничего покупать, у нас не общий бюджет.

— Да причём тут это? Просто я съел сосиски, значит, виноват. Потому самое меньшее, чем могу исправить эту оплошность: сводить тебя в кафе на завтрак, а потом купить какой-нибудь колбасы. Или что вы там девочки любите. Йогурт? Простоквашу? Баранью ногу? Рыбий жир?

— Только не рыбий жир! — восклицает и даже руками на меня машет, кривится. — С детства его терпеть не могу.

— Понимаю, детская травма, — киваю с непроницаемым выражением лица, а сам думаю, что с огромным удовольствием подошёл бы к нудистке, зарылся пальцами во влажные после душа тёмные волосы и впился бы в пухлые розовые губы.

Чёрт, Аня сейчас кажется такой чистой и свежей, и я даже чувствую на расстоянии сладкий аромат геля для душа — какая-то девчоночья приторная дичь, но мне неожиданно нравится. Так бы и нюхал, как бешеный конь на выпасе, вдыхая аромат полной грудью.

Так, Киреев, уймись. И держи член в узде, пока Аня тебе его не оторвала. Евнухи только на Востоке хорошо устраиваются — в гаремах, на просторах нашей родины ссать сидя могут позволить себе только бабы.

— Ладно, собирайся скорее, время не ждёт, — заявляю, отвлекаясь от разврата, которым бы с удовольствием предался с нудисткой.

Чёрт, нужно перестать её так называть, перестать провоцировать, но нравится. До чёртиков и дрожи в теле нравится видеть вспышки злости в тёмных глазах и робкий румянец на лице. Блядь, мне вообще Аня нравится, а такое со мной случается не часто. Кажется, даже Алиса не так сильно волновала меня на старте нашего бурного романа.

Это, наверное, первые предвестники маразма и недержания: вот уже, член в штанах удержать не могу и брежу наяву, скоро и ссаться начну.

— Куда собираться? — переспрашивает Аня и по всему видно, что с места она без подробных объяснений двигаться не планирует. Упёртая крошка.

— В кафе, я же говорил, завтрак! — перечисляю и, обняв Аню за плечи — дружески! — подталкиваю к двери её комнаты. — Надевай на себя платьюшко какое-нибудь или что ты там носишь, а я быстро в душ.

— Постой! — восклицает, высвобождаясь из моей хватки. — Я не могу в кафе, никак не могу!

Приплыли.

— То есть сосиски лопать собиралась, а в кафе пойти не можешь. Странное дело. У тебя какое-то предубеждение против общественных мест, что ли?

— Ничего такого у меня нет, — отрицательно качает головой и распахивает свою дверь. — У меня через час важная встреча, я так опоздаю.

Чёрт, знал бы, что она останется голодной, не устраивал бы весь этот цирк с экстренным уничтожением провианта.

— Далеко собралась? Надолго? — задаю вопросы, на которые не имею права, и Аня закономерно хмурится:

— Не твоё дело, — встряхивает головой и, почти уже скрывшись в дверях комнаты, поворачивается ко мне и, обжигая взглядом, добавляет: — Сосальщицам своим вопросы задавай, мне это не нужно.

И громко хлопает дверью перед моим лицом.

Чёрт, вот как теперь от этого дерьма отмыться?

9. Влад

Буквально минут через десять Аня выходит из своей комнаты, а я выхожу из кухни и приваливаюсь плечом к дверному косяку. Странные у нас всё-таки отношения, но будь я проклят, если не нравлюсь ей. Нравлюсь — это видно по выражению глаз, а ещё по тому, как она упорно пытается доказать мне, что это не так.

Молча слежу как она обувает босоножки на высоких каблуках, перетягивает, наклонившись, щиколотки серебристыми тесёмками, а у меня зубы сводит, когда представляю эти умопомрачительно длинные ноги, кожа на которых тронута первым летним золотистым загаром, на своих плечах.

Втягиваю воздух, сцепив челюсть, рискуя лишиться зубов. Сжимаю пальцы в кулаки так сильно, что болят суставы, зато это позволяет отвлечься от дикого желания схватить Аню в охапку и попробовать, какая её кожа на вкус. Везде, на каждом долбанном сантиметре смуглого тела. И при этом смотреть неотрывно в тёмные глаза, чтобы ловить каждую эмоцию, видеть любое изменения, впитывать энергетику.

— Аннушка, давай я тебя подвезу, — предлагаю, а она даже не смотрит на меня, поправляя ремешок сумки, перекинутый через плечо. — Мне это ничего не стоит, а ты быстрее доберёшься, куда там тебе надо.