Избранное
вернуться

Мавродиев Владимир
Шрифт:

Гагарину

Уже и в мраморе, и в медизапечатлели облик твой.Озарены тысячелетьятвоей улыбкой золотой.Но не для скорбного прощанья,не сразу, а в большом труде,построим мы необычайный,бессмертный памятник тебе.И дело не в тяжёлой бронзе –а чтоб жило в нас с ранних леттвое стремленье к дальним звёздами к ближним людям на Земле.И мы присягу молча далисвоей космической судьбе:чем ближе мы к планетам дальним,тем выше памятник тебе.1971

«Я песнь, как мог, сложил…»

Я песнь, как мог, сложил.И за неё в ответе.Узнайте, как я жилна этом белом свете.Скажи о том, строка,кому-то вдруг, случайно, –что жизнь была строга,любовь была печальна.С весны и до весныбывало нелегко мне.Но только я не нылни сердцем, ни строкою.Что жезл судьбины строг,о том ли мы не знаем?И сами выбираемлюбую из дорог.1971

Во дворе

Быть может, это и не нужно,не передать всё в двух словах,но я скажу о тех старушках,которых вижу во дворах.Откуда ты пошло, поверье,откуда этот спешный суд, –что, мол, следятза каждой дверьюи сплетни длинные плетут?Они сидят в платочках белых,в цветастых платьях до земли.Внучата, слава Богу,бегаютиль в школу раненько ушли.Они привыкли на народеи говорят, поверьте мне,о муженьках, да о погоде,да о родимой стороне…А муженьков давно уж нету.(«И с сыном вроде – да одна…»)Могилы их в деревне где-то,ну а кого – война,война…Старушкам что теперь осталось?Вот так на лавочке сидеть.И, позабыв порой про старость,душою вдруг помолодеть.Неспешно подойти к беседке,но никого не укоритьи вслед курносенькой соседкепромежду прочим говорить.Девчонка, слышала б ты это,когда ты не одна идёшь:«Гляди, невестой стала Светка,и парень ничего, хорош…»1971

«За всё добро, что мне людьми дано…»

За всё добро, что мне людьми дано,не расплачусь, наверно, я вовеки.Я в каждом незнакомом человекеищу черты родные всё равно.Мне оттого уверенность данаи за судьбу особо не волнуется,что жизнь моя, как утренняя улица,всегда людьми спешащими полна.Тогда я счастлив да и горд законно,когда сквозь вздох, молчанье или смехзаговорит со мною незнакомый,но вовсе не чужой мне человек.1971

«Деревья детства моего…»

Деревья детства моего,внезапно низкими вы стали,как будто сгорбились, усталидеревья детства моего.Вот ива… Я любую веткутак помню! Холодок ствола…От листьев веет давним ветром,с того и за душу взяла.А этот клён стал меньше вдвое,но гуще крупная листва.Скажи мне, старина, слова,мне хорошо стоять с тобою.Со временем не стал я груб,хоть и бывало нелегко.…Не ввысь растут теперь, а вглубьдеревья детства моего.1971

Строка

Она жива – дыханием – во мне.Волной упругой омывает душу.Я давних клятв, ей данных, не нарушу,Я с ней однойвсю жизнь наедине.И коль придётся повстречать беду,А он ведь будет в жизни,день нелёгкий,строкой не захлестнусь я, как верёвкой, –по ней, как по тропе, от бед уйду.1972

Мать

Я как-то на Кургане видел гостью:сняв с головы темнеющий платок,с бугра взяла она земли три горстии завязала землю в узелок.Светлел над ней июньский небосклон,когда походкой тихой и не статнойона прошла мимо берёзок, статуйи замерла у входа в Пантеон.Ей мальчик помогал,наверно внук,когда она искала имя сынав том списке долгом, небывало длинном.И узелок вдруг выскользнул из рук…Не вскрикнула она, не разрыдаласьи даже не сказала ничего –шагнув к стене, щекою к ней прижалась,как будто к лбу сыночка своего…Потом цветы на мрамор положила,ещё взглянулаи ещё прочла,кулёк конфет мальчишкам раздала,стояла долго,голову склонилаи к выходу, усталая, пошла.И с болью той привычной, постоянной,став сразу ниже ростом и слабей,ещё минутку тихо постоялау монумента Матери,себе…1972

Сапёр

…Как под голову уснувшего ребёнка,если надо отнести его в кровать,ты ладонь осторожно – под бомбу…Поднимаешься. Несёшь. Взрывать.Грянет взрыв никчёмно и резко,разметав травостоя красу…И об сучья исцарапанное эхозаглохнет в дальнем лесу.Вот и кончился день длинный.И не надо пальцы нежностью мучить…Вечереет. Луна – как минамаскируется в рваных тучах.1972