В действительности самолет опустился в сотне метров от полосы, на комковатом и каменистом поле. Уна еще успела застопорить двигатель, но все же самолет от удара развалился, ремни безопасности оборвались и обоих швырнуло с безжалостной силой.

Вытаскивая Дидаса из-под обломков, Уна кивнула на валявшиеся кругом части разбитых машин.

– Я думала, ты окажешься умнее своих предшественников.

Дидас продолжал упрямо твердить о своем якобы безукоризненном пилотировании при посадке:

– Но я же ведь не слепой. Я держал полосу точно по визиру.

– Держал, ну конечно, держал. Вот только от машины твоей остались теперь одни рожки да ножки.

Уна думала: "Но все-таки он продемонстрировал индивидуальную черту упрямство, готовое отстаивать себя не на жизнь, а на смерть. Что ж, будем собирать свои кости".

– Воздух здесь другой, - с трудом проговорил оглушенный Дидас, когда она извлекла его из-под руин самолета.
– Но я все делал как надо, в этом меня никто не переубедит.

"Просто непоколебимое упрямство, - подумала она.
– Способна ли реальность излечить его?"

И она мягко сказала:

– Ты еще взглянешь на это иначе, Дидас, можешь мне поверить.

Вдали она заметила автомобиль, которому предстояло доставить их к зданию навигационной службы. Машина медленно приближалась, и уже можно было различить на ней красный крест.

То, что прибытие ознаменовалось катастрофой, не слишком потрясло Уну. Быть может, Дидас теперь поневоле станет благоразумнее и постарается учитывать атмосферные особенности этого края и даже попытается, глядишь, приноровиться к ним и научится в конце концов вести себя в новых условиях. Тем горше было разочарование Уны, когда ей, словно ребенка, пришлось тащить его за собой, целиком занятого, по-видимому, мыслями о том, как доказать, что садился он как следовало, строго по правилам. А если что и не так, то все дело в посадочной полосе.

Уна предприняла попытку объяснить ему те необычные свойства атмосферы, вследствие которых условия, царившие на островах Троицы, были совершенно другими и всякая вещь представлялась другой, и не только по-иному, чем в родной Дидасу метрополии, но другой и в сравнении с самой собою, раз за разом, все снова и снова, что-то подобное тому, как различие преломлений света в воздухе и в воде становится заметным лишь на их границе.

Убедившись в его безнадежном упрямстве, она решила не вести Дидаса к своим родителям и не знакомить его пока что со своими друзьями. Она не хотела, чтобы над ним смеялись или же, что казалось ей еще хуже, чтобы тайком судачили о нем, называя цивилизованным дикарем.

Для начала она доставила его в маленькое, не боящееся ветров бунгало, обтянутое внутри овечьими шкурами и оборудованное всеми обычными для Троицких островов удобствами.

Но Дидасу никак не удавалось даже кувшин с питьем научиться брать, всякий раз он промахивался, а если все-таки случайно и ловил его, то проливал содержимое.

– Ты должен упражняться, - говорила Уна, - здесь ты его видишь иначе, чем видел бы у себя дома. Но взять его вполне можно. Вот только браться надо по-другому. Он на несколько сантиметров в стороне от того места, где ты его видишь, а значит, и брать нужно рядом, чтобы получилось. Да нет же, Дидас, не справа, а слева.

– Прошлый раз ты говорила - не слева, а справа.

– Что в прошлый раз было верно, уже не подходит: и ветер успел перемениться, и свет падает иначе, а потому и преломление, если угодно, другое, хотя пример с преломлением света в воде и не вполне точен.

– Но если исходить из прежней ситуации, то я брал верно.

– Если из прежней, то да; но сейчас-то какой в этом прок, когда нужно браться верно, исходя из теперешней.

– Ага, значит, все-таки верно?

– Нет, для сегодня это неверно, ведь ты же видишь, что овечье молоко растекается по столу.

Она опасалась, ему еще долго не разобраться в том, что световая ситуация меняется ежедневно и что нужно каждый день по-новому смотреть, по-новому видеть все предметы.

– Да как по-новому, - в отчаянии вопрошал он, - по каким правилам я должен каждый день хвататься то рядом справа, то рядом слева? Ты скажи мне правила, и я их запомню!

Уна терпеливо объясняла:

– Иногда ты целую неделю должен браться справа, но вот расстояние всякий раз иное, ты должен это чувствовать, должен вчувствоваться, а правил я никаких сказать не могу.

– Что же это вы, живете здесь на своих островах, да так и не удосужились составить правила? Понимаешь, я имею в виду, научно разобраться со всеми этими феноменами.

– Возможно, это еще придет кому-нибудь в голову, - безразлично сказала Уна, - до сих пор мы обходились без правил. Я очень хорошо чувствую себя и без них. Разумеется, - добавила она, - я родилась здесь и мне пришлось уже тогда, когда я еще сосала материнскую грудь, развивать в себе чувство Смещения; может, я и тыкалась не с той стороны или искала слишком далеко от груди, но так как не находила там молока, то и выучилась этой премудрости.