Удивительное дело. Но не удивлялся сему патриарх Филарет, мудрый родитель царский. Недаром вернулся с сибирской службы в Москву князь Иван Михайлович Катырев-Ростовский. Недаром он выписал к себе в Москву и скромного друга подьячего Сергея Кубасова.

Князь Иван не гнался за славой. Князь Иван охотно уступил права авторства помощнику своему подьячему Сергею Кубасову. Те, кому надо было знать истинное имя автора, — знали.

Эта была не первая повесть о годах великой смуты. Но те труды, которые появились прежде, не удовлетворяли уже требованиям времени. Пора было противопоставить что-то «Иному сказанью», рукописи, которая ходила еще в списках. «Иное сказанье», клеймя Годунова и самозванца, восхваляло Василия Шуйского. Такая книга была не ко двору Романовых. «Новая повесть» и «Плач о земле русской» были хорошими книгами, призывающими русских людей на борьбу с иноземцами, но они обрывались на событиях 1610–1611 годов. Повествующий о дальнейших событиях временник Тимофеева был полон утомительных и далеко не всем понятных иносказаний. А о писаниях князя Ивана Хворостинина нечего было и говорить. Уж кому, как ни Катыреву было ясно, что стоят писания этого еретика и «гусара». Кто, как ни Хворостинин рядился при самозванце в ляшское платье? Что мог написать такой человек? Одну ересь, одну ложь, одни оправданья своим богомерзким поступкам. Конечно, написал он хорошо, складно, ловко, но тем более необходимо было опровергнуть сию еретическую книгу. Вот почему, с благословенья Филарета, взялся князь Иван Катырев за перо. И, не гонясь за славой, написал свою повесть.

Он старался быть справедливым и беспристрастным в оценках людей и событий. Человек, принадлежавший к тому общественному классу, которого не миловал ни Грозный, ни Годунов, князь Иван отдавал должное и Грозному и Годунову. Не старался он осрамить, замарать грязью и память «нелепого» Шуйского. Был сдержан. И, безотносительно к своим личным привязанностям, сумел найти нужные слова для осуждения всех изменников и для прославления всех, кто действительно боролся за счастье родины.

А право назваться автором этой книги он отдал тоболянину. Не потому ли, что Тобольск научил князя Ивана той мудрости, какая была необходима, чтоб написать сию книгу?

Да и другие-то труды свои, — а писал он немало, — не подписывал Иван Катырев своим именем сполна. Так, например, составив «Трактат на иконоборцы и на всея злые ереси, — люторы, новокрещенцы, кальвины и прочия блядословцы», подписал сей трактат он так: «Многогрешный и непотребный раб божий восточной церкви дукс Иван». И кто разберется, что заставило подписаться так скромно — воспоминания ли о грехах молодости или что еще…

И еще более скромно, вовсе без подписи выдал потомству князь Иван последний свой труд… Может быть. Катырев не хотел тут соперничать с Киприаном, хотел оставить за почтенным архиепископом первенство… Может быть были и какие другие причины, но только та летопись, которая была составлена Катыревым на склоне лет, не подписана им. Эта сибирская летопись носит название строгановской, потому что была найдена в доме Строгановых. Написана она прекрасным образным языком, который отличает все другие труды князя. А особенно убедительно свидетельствуют об авторстве Катырева великолепные описанья природы, которые так удавались Катыреву в других его сочинениях, Иван Катырев — один из первых певцов русской природы.

Эта летопись увлекательно рассказывает о завоевании Сибири русскими, о подвигах Ермака и его товарищей. И, составляя эту летопись о бедах и радостях русских людей за Уралом, быть может надеялся многогрешный и непотребный дукс Иван, что будет когда-нибудь и кем-нибудь описана и его жизнь, бурная и беспокойная жизнь сына великой смуты.

Скончался дукс Иван в 1640 году.

вор Ремезовых ничем не выделялся среди других деревянных построек Тобольска. Дерево, как и всюду. Он находился в слободе близ стен острога. Казенная изба, переходя к Ремезовым от поколенья к поколенью, стала ремезовской наследственной собственностью. Здесь жил дед Моисей по прозванью Меньшой, простой воин, участник походов на остяков, вогуличей и татар в старое тревожное время, когда азиатские князьки, пытаясь вернуть себе былое величие, шли походами на Тобольск, чтоб стереть с лица земли стольный город Сибири. В этой избе родился Ульян Ремезов, который впоследствии получил звание сына боярского. В Сибири получить сословные преимущества было легче, чем за Уралом, многие казаки и стрельцы бывали тут жалованы в дети боярские и в дворяне — кто за доблесть, кто за усердье и грамотность. Ульян же Ремезов в начале пятидесятых годов XVII века выполнил важное порученье правительства. Случилось это так: весной 1650 года явились в Тобольск с верховьев Иртыша послы от грозного, но дружелюбного восточного государя — Аблая, тайши калмыцкого. Сообщили, что готовится Аблай в поход на казахов. И, для обеспечения победы, требуется ему волшебный талисман. А талисман этот надеется получить Аблай именно через посредство тоболян. Наследники татарского мурзы Кайдаула и кодского князя Алача тем талисманом незаконно владеют. Так пусть его величество молодой царь Алексей Михайлович повелит храбрым тоболянам, чтоб отобрали они у наследников Кайдаула и Алача и передали тайше Аблаю волшебный талисман — доспехи славного Ермака Тимофеевича.

Москва решила удовлетворить просьбу калмыцкого властителя. Но для того, чтоб послать доспехи Ермака в подарок Аблаю, необходимо было их прежде отобрать от наследников Кайдаула и Алача. Отобрать не насильно, а мирно. И выполнить это должен был тобольский воевода Хилков с помощью своих служилых людей. Однако, владетели доспехов Ермака и слышать не хотели о том, чтоб отдать. Ни ласки не действовали, ни угрозы. Но, в конце концов, привез все же Ульян Моисеевич Ремезов в Тобольск ермаковскую кольчугу. Уговорил-таки наследника мурзы Кайдаула!

Кольчуга Ермака! Состоящая из искусно сплетенных между собой железных колец, эта кольчуга имела два аршина длины и аршин с четвертью ширины в плечах. Спереди и сзади она была украшена золотыми двуглавыми орлами — мишенями царскими. На подоле и на рукавах зеленела окислившаяся медь. Семьдесят пять лет прошло с тех пор, как погиб облаченный в эту кольчугу Ермак. И вот сотник стрелецкий Ульян Ремезов повез ее в подарок калмыцкому тайше Аблаю!

Аблай торжественно принял гостей тобольских. С великими почестями взял калмык кольчугу в свои руки, поднял ее высоко над головой и затем поцеловал. И вспомнил Ермака Тимофеевича, как пришел тот в Сибирь с войском, как воевал, как погиб и что произошло с его мертвым телом. «Когда оно было найдено, — сказал Аблай, — в него пускали стрелы и — чудо! — из него текла кровь!» Аблай вспоминал о том, где и как похоронили Ермака, как над могилой показывался огненный столб и пламя, подобное пламени свечи, — знамения, которые были невидимы для русских, — как были поделены панцыри и одежда, какие про них рассказывали чудеса, как татарам было под страхом смерти запрещено показывать могилу и о чудесах говорить Аблай удостоверил, что сам испытал силу чудес — в юности, заболев, ел землю с могилы Ермака и выздоровел. И имеет он, Аблай, обыкновение, идя на войну, «брать с собой немного этой земли, и когда берет, то поход бывает успешен. Вот почему он, Аблай, и просил у даря России в дар доспехи Ермака Тимофеевича. Он принимает этот дар с глубоким уважением в знак величайшей милости царской. И отныне он друг русским навсегда. Он будет бережно хранить эту драгоценность, которой, конечно, недостойны владеть ничтожные потомки Алача и Кайдаула. А он, Аблай, теперь хочет идти войной против соседей и надеется на полную победу, имея кольчугу Ермака.

Ульян Ремезов с товарищами испытывали великую гордость за то, как славен Ермак у азиатцев. Тоболяне знали наверное — теперь-то уж калмыки Аблая не будут замышлять поход на Тобольск, как это делали они несколько лет назад. Заполучив волшебный талисман, пойдут в большие южные походы, куда приходилось ходить и тоболянам, — на немирных кочевников, которые грабят караваны туркестанских купцов, направляющиеся к Тобольску. Что же касается чудес, так Ульян Ремезов записал дивный рассказ Аблая и попросил тайшу скрепить этот документ своей калмыцкой печатью. И, доставив грамоту в Тобольск, передал ее воеводе Хилкову. А копию оставил у себя дома. И хорошо сделал, ибо очередной пожар, уничтоживший вскоре почти весь Тобольск, не пощадил и архива съезжей избы. А изба Ремезовых уцелела. И многие ценности сохранились в этой скромной избе. Записи Ульяна о своих походах, трофеи этих походов, луки, стрелы: и копья северных воинов, узорчатое оружье южных кожевников, изделья из мамонтовой кости и пышные меха стран полунощных, ковры, шелка и цыновки восточных стран — чего только не было тут! Хранился тут чай — растенье, настой из которого пьют китайцы. Первый ввез чай в Россию посол к Алтын-хану монгольскому Василий Старков. Возвращаясь Сибирью, он останавливался в 1638 году в Тобольске и подарил кой-кому чаю. Был здесь и табак, за употребление которого жестоко преследовали в России. Но этот табак был привезен не из-за Камня, а с востока из того же Китая; спокон веков поступал табак из этой страны сюда, в Сибирь, под названьем травы Думбагу.