— Все было хорошо, когда мы с ней виделись утром. А что?

— Она славная девочка, — промямлил он. — Знаете, мне ее вроде бы не хватает в доме. Скажите, этот парень-художник — сумасшедший?

— Да, у него явно непорядок с головой. Лично я уверен, что Энджи лучше всего вернуться домой, но она сама на это не соглашается. Мисс Дрезден тоже утверждает, что ей не удастся убедить Энджи вернуться домой.

— Плохо!

Пару секунд он молча водил пальцем босой ноги по полу.

— Может быть, мне съездить потолковать с ней? Она ко мне неплохо относилась. Слегка неравнодушна. — Он скромно улыбнулся. — Почему-то я нравлюсь женщинам.

— Только будьте осторожны с этим художником, — предупредил я. — Он не расстается с ножом.

На поиски Макси Снелла у меня ушло три часа. Мне не хотелось расспрашивать о нем самого Клэя Роулинза, поэтому я позвонил одному парню, тот работал в головном офисе студии. На свой вопрос я услышал:

"Что за Макси?” Примерно через пять аналогичных звонков я уже точно понял, что с Макси Снеллом произошло что-то скверное. От него буквально отгородился весь город. Официально он больше не существовал, упоминать его имя было равносильно просмотру засвеченной пленки. С третьей попытки мне удалось узнать адрес многоквартирного дома в Западном Голливуде, и “добрые люди” посоветовали заглянуть в ближайший бар на той же улице, если Макси не окажется дома.

Я таки нашел его в ближайшем баре на той же улице. Тщедушный невысокий человечек с покалеченной ногой. И хотя было еще только шесть часов вечера, от него уже пахло спиртным. Он сидел в задней кабинке, отставив больную ногу в сторону под каким-то немыслимым углом, и лелеял свой стакан в ладонях.

Я представился и сказал, что мне необходимо поговорить с ним о Клэе Роулинзе.

— Садитесь!

Он махнул рукой, указывая на место напротив себя.

— Я дал себе слово никогда больше не говорить о Клэе Роулинзе, но когда о нем расспрашивает такой человек, как вы, это означает, что у него крупные неприятности. Это так?

— Вы же его менеджер, вы должны бы были знать больше моего, — заметил я, усаживаясь.

— Был! — хмыкнул он. — Разве вы об этом не слышали? Два месяца назад Клэй меня уволил. Мы с Клэем расплевались.

— Не расслышал... Что случилось?

— Он во мне больше не нуждается, только и всего! Он пожал плечами, допил свой стакан и продолжил:

— Тридцать лет мы с Клэем были партнерами, а на то, чтобы это разрушить, не потребовалось и тридцати секунд.

— У вас не было контракта?

— Контракт?

Он захихикал, очевидно посчитав мой вопрос наивным.

— Мы пожали друг другу руки в тридцать пятом году, это и был наш контракт, уважаемый! Мы оба работали на студии “Стелла”, выпускали, главным образом, вестерны. Я в то время был каскадером, а Клэй из массовок сумел выбиться на эпизодические роли, а потом во время съемок какая-то дура-лошадь свалилась на меня.

Он похлопал себя по искалеченной ноге. — Как говорится, не было счастья, да несчастье помогло. Научило меня думать. Даже уже тогда я видел — у Клэя имеется хватка. Я не говорю о нем как об актере: в смысле таланта не следует особенно обольщаться на его счет, но он умел себя показать. Чутье, находчивость, присутствие духа, зовите как угодно, но все это у него имелось. Поэтому я стал его менеджером. Ясно, мистер?

— Почему он вас уволил?

Снелл потер ладонью белую щетину на подбородке. Это сопровождалось слабым скребущим звуком.

— Последнее время он страшно нервничал. Его фильм оказался неудачным, вызвал целую бурю споров и критики в управлении. Я уговаривал его разорвать контракт со студией и организовать собственную компанию. Может быть, создать следующий фильм в Европе, изменить стиль, в чем он сейчас страшно нуждается, но на этот раз у него не хватило решимости. Испугался риска. При наличии контракта у него имеется гарантированный доход, ему нужны реальные деньги, а не призрачные химеры, так он мне заявил. Мы с ним долго спорили, чем это кончилось, вы знаете.

Он щелкнул пальцами.

— Меня уволили!

В кабинку вошел официант, я заказал бурбон со льдом для себя и распорядился повторить заказ для Снелла.

— Благодарю.

Его бледно-голубые глаза внимательно посмотрели на меня:

— Но вас ведь интересуют не мои проблемы. Чего вы хотите?

— Вы знаете дочь Клэя, Энджи?

— Да. Славная девочка. Последний раз я видел ее, когда ей было лет восемь-девять. Однажды Соня привезла ее в студию, это случилось в разгар ее бракоразводного процесса с Клэем. Видимо, она рассчитывала, что вид ребенка сделает Клэя более сговорчивым... Так что с ней?

Я рассказал ему все, что знал про Энджи и ее художника, про угрожающую записку, полученную Клэем.

— Если бы дело касалось одного Клэя, я бы подождал, когда это случится, потом собрал бы гостей, чтобы отпраздновать счастливое событие, — заявил он откровенно, — но речь идет о ребенке...

— Не знаете ли вы человека, который настолько ненавидит Клэя, что задумал отомстить ему и добраться до него через дочь? — спросил я.

— Нет, — ответил Снелл не задумываясь. — Нужно находиться там, где Клэй, и у вас сразу появится куча недоброжелателей и завистников. Но это, так сказать, “профессиональные враги”, верно? А тут надо поискать действительного врага в эмоциональном плане...