Шрифт:
— Особенно в последнее время, да?
— О чем вы?
— Ни о чем. Давайте посмотрим эту вашу пленку.
— Нет. Мне слишком стыдно, я вряд ли…
Я встал и направился в спальню. Он схватил меня за руку. Я холодно посмотрел на него. В его глазах билась животная паника. Отдернув руку, я сердито зашагал к проектору. Он засеменил следом, в отчаянии ломая руки, но остановить меня уже не пытался.
Любой ребенок с начальных классов школы умел обращаться с 16-миллиметровым проектором. Задолго до видео. Я щелкнул переключателем, и на стене появился квадрат белого света. Послышалось знакомое жужжание. Я наблюдал за удрученным лицом Набико, пока ракорд отсчитывал:
10… 9… 8… 7… 6… 5… 4… 3… 2… 1
По пустынной улице идет Флердоранж, держа Сато за руку.
Смена кадра.
Флердоранж и Сато на Зимнем карнавале в Саппоро играют в снежки на фоне массивного ледяного дворца. Смена кадра.
Флердоранж смеется и корчит рожицы в камеру, а Сато в темных очках наблюдает за ней и улыбается. Смена кадра.
Флердоранж и Сато сняты с расстояния. В верхнем углу — статический разряд, как на фотографии, которую мне дали яки.
Смена кадра.
Флердоранж и Сато стоят на безымянной улице под дождем — Сато в широкополой шляпе, левой рукой что-то прячет под курткой. Флердоранж прикрывается лацканами своего пальто, которое и впрямь оказалось красным.
Смена кадра.
Сато в толстом зимнем пальто, его старое тело грубо имитирует замах клюшкой для гольфа. Смена кадра.
Общий план. Флердоранж идет по заснеженной тропинке к деревьям. Камера ее теряет. Остается только лес. Смена кадра.
Общий план. Сато расслабленно сидит на складном стуле на снегу. Улыбается и смотрит куда-то вдаль, непонятно на кого. Внезапно неуклюже поворачивается. Ему мешает зимняя одежда. На мгновение он тянется к камере. Затем медленно отворачивается и откидывается на спинку. Даже издалека видно, что он уже не так расслаблен. Камера некоторое время задерживается на нем.
Затемнение.
Конец.
Хвост пленки змеей выполз из проектора и закрутился вокруг бобины. Катушка крутилась, а хвост пленки хлопал и хлопал. Набико обхватил голову руками. Я включил свет.
— Неплохо. Но конец провален, — сказал я. — Кто эта девушка?
— Не помню. Какая-то его подружка. Я снимал это на Хоккайдо, Сато натуру там искал. Вот и все. Просто дурачились.
— Ага, — сказал я. — Странно, что вы ничего об этом не сказали, когда я показал вам фотографию. С другой стороны, вы и про слежку не говорили. Что еще вы забыли упомянуть?
— Билли…
— Видимо, вы считали, что поступили очень умно, навешав мне лапши на уши в «Токо». Атмосферная дымка и все такое…
— Я поясню. Я расскажу вам, как они заполучили пленку…
— Меня это не интересует, Набико. Меня не интересует, что вы с самого начала знали, кто такая Флердоранж, или даже то, что вы с ней встречались сегодня днем. Я хочу, чтобы вы объяснили мне только одно.
Он взглянул на меня, затаив дыхание.
— Вы говорили, что Сато Мигусё был вашим любимым режиссером, вашим наставником, почти отцом. Так?
Набико кивнул.
— Тогда почему вы его убили?
18
Застыв на стуле, он тупо смотрел на меня. Мгновение мы оба не шевелились. Было слышно, как пленка шлепает о проектор и шумит вентилятор лампы. Набико, не отрывая от меня взгляда, медленно встал и сделал шаг ко мне. Я напрягся. Он выключил проектор. Конец пленки крутнулся несколько раз и замер.
Набико снова сел на стул рядом с тумбочкой. Сделал долгий выдох, как бы готовясь к разговору. Но вместо этого вытянул из тумбочки ящик. Быстро сунув туда руку, достал полуавтоматическую девятимиллиметровую «беретту». Похоже, он знал, как с ней обращаться.
Наведя на меня пистолет, он впервые за весь вечер искренне улыбнулся. Затем встал и жестом велел мне следовать на кухню. Я сделал четыре шага и сел на стул. Подтянув другой стул, он сел напротив, благоразумно соблюдая дистанцию. Он внимательно за мной наблюдал, стараясь оценить мою реакцию. Я вообще уже не реагировал.
— Есть очень много такого, чего никто не знает о Сато Мигусё, — серьезно сказал он. Обдумав этот факт, он продолжил: — Полагаю, правильнее будет сказать, что есть такое, чего о нем не знает никто в мире. Никто, кроме меня.
— Скажем, как он на самом деле умер.
Набико усмехнулся, как будто я неудачно пошутил:
— Как он умер, знают все. Задохнулся от дыма. Я говорю о том, что было раньше. О предыстории его характера, его подоплеке, если угодно. — Он умолк и зашмыгал носом.
Такого тона я не ожидал. Я ждал надменности злодея, который толкует о своем главном преступлении герою, держа его на мушке. Но Набико был просто печален, ни капли самодовольства. Слова застревали у него в глотке.
— Многие считают, убеждены, что истинно великие люди, особенно в искусстве, не вписываются в рамки обычной морали. Ради достижения величия они могут делать то, что других отталкивает. — Он запнулся. Он не мог посмотреть мне в глаза.