Конечно, Наоко не говорил этого Брику.

Не то чтобы это имело значение.

Всё, что говорил ему Наоко, было бы практически бессмысленным, учитывая его новорождённое состояние сознания. Наоко по-прежнему пребывал в той эмоционально недоразвитой, ожесточённо социопатичной фазе своего перехода из человека в вампира. Эта фаза обычно характеризовалась усиленными инстинктами «бежать или драться», мощной жаждой крови, нулевыми способностями мыслить на перспективу, полным безразличием к последствиям, нестабильностью, иррациональной яростью, чрезмерно острыми реакциями на мнимые обиды или угрозы… и полным отсутствием эмоциональных связей или эмпатии к кому-либо или чему-либо.

Учитывая всё это, неудивительно, что среди новорождённых наблюдался такой высокий процент смертности.

Ведя себя, как озлобленные бешеные животные и серийные убийцы, они склонны были навлекать на себя гибель.

Или же они намеренно либо ненамеренно убивали сами себя… часто откровенно глупыми способами.

По этой причине главной целью Брика в отношении Наоко было и остаётся сохранение его в живых.

Принимая во внимание его кровную связь с данным новорождённым, потребность в этом была особенно острой. Если Наоко умрёт, сам Брик очень даже может умереть… эта мысль никогда не покидала его головы при обдумывании того, как наилучшим образом подойти к его самому младшему дитя.

Серьёзно, ему вообще не стоило привозить Наоко в Сан-Франциско.

Ему надо было оставить Наоко в Париже.

Он привёз его, желая держать поближе к себе. Он привёз его, думая, что одно лишь его появление перед командой Блэка может сыграть ключевую роль в переговорах. Он привёз его, думая, что непокорному и пугающе сообразительному Наоко будет безопаснее под бдительным надзором Дориана и самого Брика.

Это оказалось серьёзным просчётом.

Правда, это была ужасная ошибка… пожалуй, худшая из всех, что Брик допускал за последние сто с лишним лет.

И урон, который эта ошибка нанесла его дипломатическим отношениям с Блэком — это ещё меньшая из проблем.

Брик куда сильнее беспокоился о самом Наоко, поскольку его новорождённая фаза подходила к концу. Суицид всегда был угрозой для молодых вампиров, особенно в первый год после того, как завершалась фаза новорождённого. Как только вампир «вспоминал себя», если так можно сказать, и вновь обретал способность заботиться о ком-либо и образовывать связи, он часто оказывался опустошённым из-за своего нового статуса вампира.

Адаптация была сложной и болезненной.

Не все новые вампиры благополучно преодолевали её.

Действия Наоко в Сан-Франциско делали суицид в разы более вероятной угрозой. Главной причиной, по которой молодые вампиры совершали самоубийство, было то, что они во время изначальной новорождённой фазы напали на и/или убили того, кого любили.

К сожалению, новорождённые с незапамятных времён нападали на и/или убивали дорогих им людей.

В этом даже имелся смысл.

Новорождённые были сбиты с толку. Неконтролируемые вспышки эмоций в сочетании со смятением, жаждой крови, ожесточёнными чрезмерно острыми реакциями и неспособностью сопереживать…

Это фактически рецепт катастрофы.

Как только Наоко вспомнит себя, он будет безутешен. Он возненавидит себя. Он возненавидит свою вампирскую природу. Скорее всего, он не станет прислушиваться к голосу рассудка, по крайней мере, пока не пройдёт значительный период времени… возможно, годы.

А ещё, скорее всего, он будет страдать от одиночества без своих друзей людей и видящих.

Брику нужно найти своего дорогого Наоко, пока это не случилось.

Даже если не принимать в расчёт угрозу его жизни, если Наоко убьёт себя, Брик ощущал глубинное, почти физическое беспокойство о своём вампирском дитя. Он беспокоился и думал о нём почти постоянно. Он надеялся, что Дориан найдёт его прежде, чем Наоко минует фазу новорождённого. Он надеялся, что Наоко не будет один в момент болезненного пробуждения всей полноты его вампирских эмоций.

От одной этой мысли сердце Брика ныло.

Странно, но Брик также сочувствовал Блэку… несомненно, он чувствовал, что его предал мужчина, которого он считал своим хорошим другом. Блэк ни за что не поймёт, почему его друг обратился против него — как не понимал этого и сам Наоко.

В конечном счёте, проблема носила биологический характер.

Прискорбно, но этого никак не избежать. Все вампиры проходили через это.

В конечном счёте, Брик мог винить лишь самого себя. Как прародитель Наоко, он должен был держать Наоко в изоляции и под контролем. Это он, Брик, должен был дисциплинировать своё дитя и обеспечивать его безопасность — эмоциональную, духовную, физическую — пока эта фаза не завершится. Он потерпел провал. Брик несоизмеримо подвёл своё самое юное дитя, по большей части недооценив его.

В любом случае, Кико ни в чем не повинна.

Как и Мириам… как и сам Блэк, на самом деле.

По этой же причине Брик ощущал почти ожесточённое желание защитить эту человечку.

Никто не будет прикасаться к ней, пугать её или каким-то образом угрожать ей.

И уж тем более он сам.

По той же причине он не попытался вставить вампирский эквивалент «шутки», обнажив один клык. Вместо этого он произнёс свои слова умиротворяющим, спокойно будничным тоном.

— Конечно, у меня есть кое-кто внутри расистского кровавого культа Чарльза, — Брик сделал одной рукой витиеватый жест, который практически граничил с пренебрежением. — У меня их даже несколько… в различных частях его операции. Разве ты могла полагать иначе, моя дражайшая Кико? Если так, я был бы шокирован. Более того, если бы кто-то сказал мне, что ты веришь в такое, я бы защищал тебя до смерти, моё дражайшее дитя. Я бы сказал… нет, ты дурак, моя Кико ни за что бы не поверила в такую нелепость!