Роды отнюдь не были легкими, поскольку ребенок оказался достаточно велик. Но он до сих пор помнил выражение лица жены, у груди которой лежал спеленутый малыш. Чарлз никогда не видел картины прекраснее и не мог удержаться от слез. И хотя прошло десять лет, он ничего не забыл.

– Когда-нибудь у нас будет свое дитя, Виктория. Все постепенно придет в норму. Мы привыкнем друг к другу. Люди и события, причинившие нам боль, канут в прошлое.

– А Сьюзен тоже причинила тебе боль? – удивилась Виктория. Как бы ей хотелось верить ему! Но это всего лишь мечты, которые так и не сбудутся. Он ошибается: между ними слишком глубокая пропасть. И она не испытывает к мужу ничего, кроме дружеского участия.

– Она погибла, – резко бросил он, – пошла ко дну вместе с проклятым кораблем. Отдала свое место чужому ребенку, которого я не знаю и знать не хочу. И покинула меня.

В его глазах стояли слезы гнева, обиды и горечи потери. Он познал муки ада, но теперь пришел в себя и готов протянуть руку Виктории и идти отныне вместе с ней одним путем. Беда в том, что это ей ни к чему.

– Мы не можем сдаться и до конца дней оплакивать людей, которые нас оставили. Даже если при этом никогда не оправимся от ран и ударов, – тихо пояснил он. – Пусть тебя предали – забудь и шагай вперед.

– Никак не получается.

– Еще получится. Я подожду.

– А пока? – встревоженно спросила она.

Их отношения еще далеки от идеальных, но последние годы у Чарлза не было и этого, и он не сетовал, готовый удовлетвориться малым.

– Постараемся… сделаем все возможное, станем друзьями. Я попытаюсь не слишком… тебя беспокоить.

Но Виктория понимала, что не имеет права ему отказывать. Ее желания в расчет не идут.

– Посмотрим… нам следует привыкать, Виктория. Мы муж и жена.

– Ты достоин куда большего, чем я в силах дать, Чарлз, – убежденно заявила она.

– Если это правда, значит, со временем мы все поймем. И ты тоже. Ну а сейчас остается…

Чарлз философски улыбнулся и пожал плечами. Он готов принять ее такой, какова она есть: красивая молодая женщина, волнующая его до глубины души, хотя и не любит его. Но она еще совсем юная и рано или поздно забудет своего Тоби. И воспылает желанием к человеку, за которого вышла замуж. Вот тогда настанет его час.

Их медовый месяц оказался совсем не таким, как надеялся Чарлз. Отношение Виктории к мужу не претерпело никаких изменений. Она по-прежнему обращалась с ним как с посторонним человеком.

Супруги прибыли в Европу двадцать шестого июня, а два дня спустя молодой сербский националист Гаврило Принцип убил племянника императора Австро-Венгрии эрцгерцога Франца Фердинанда и его жену. Трагедия произошла в городке Сараево и сначала казалась инцидентом исключительно местного значения, но вскоре в Европе начались волнения. Виктория и Чарлз в это время жили в Лондоне, в отеле «Кларидж». Виктория больше интересовалась маршем суфражисток на Вашингтон и их требованиями предоставить женщинам избирательные права, чем красотами столицы. Даже среди лондонских друзей Чарлза нашлись несколько суфражисток, и Виктория с головой погрузилась в дела защитниц прав женщин. Но ее заветное желание навестить в тюрьме мать и дочь Панкхерст не исполнилось. Чарлз решительно воспротивился столь экстравагантной прихоти. Он не желал, чтобы его жена связывалась с арестантами. Последовала довольно бурная ссора, но Виктории пришлось сдаться. Чарлз, обычно снисходительный, на этот раз был неумолим.

– Но я переписывалась с ними, Чарлз! – едва не плакала она, как будто это что-то могло изменить.

– Если хочешь поклониться своим кумирам – ради Бога. Но никаких визитов в тюрьму. Тебя включат в черный список и выбросят из Англии.

– Но это абсурдно! У здешних властей взгляды куда шире, – наивно возразила Виктория.

– Прости, но я почему-то сомневаюсь, – отрезал Чарлз.

Последнее время он находился в постоянном раздражении, и оба знали почему. Все его попытки наладить семейную жизнь, сделать их брак действительным не только на бумаге потерпели крах. К тому времени как они оказались в Париже, Виктория содрогалась от омерзения каждый раз, когда он прикасался к ней. Она сама не понимала, почему так ведет себя. Все происходило на чисто подсознательном уровне. Она просто не хотела, чтобы какой-либо мужчина дотрагивался до нее, не желала испытывать те чувства, что пережила раньше, и наотрез отказывалась иметь детей. Она так и заявила мужу, и тот заверил ее, что можно принять определенные предосторожности. Чарлз даже посетил аптеку, но все оказалось ни к чему. Каждый вечер, в постели, стоило ему подвинуться ближе, как она начинала трястись и плакать. И хотя Чарлз старался быть с ней нежным и заботливым, терпение его истощалось.

– Почему ты заранее не предупредила, что будешь вести себя подобным образом? – набросился он на нее как-то ночью в парижском отеле. Как бы сильно он ни хотел ее, не мог он заниматься любовью с женщиной, которая сжимается от страха при виде его. Он чувствовал себя насильником и боялся, что скоро станет импотентом.

– Я не знала, что так будет, – призналась Виктория, всхлипывая.

Вся окружавшая их роскошь оказалась ни к чему, а романтика Парижа оставляла Викторию равнодушной. Она не хотела оставаться с мужем наедине в гостиничном номере. В голове у нее была одна политика, суфражистки и демонстрации. Чарлзу начинало казаться, что муж ей ни к чему.

– С Тоби все было совсем по-другому! – неожиданно выпалила она, и униженный до крайности Чарлз вылетел из номера и отправился бесцельно бродить по Парижу.

Когда он вернулся, жена долго извинялась и искренне старалась загладить неосторожное оскорбление. И Чарлз не смог устоять перед юным, чувственным, возбуждающим телом. Он потянулся к ней, но она тут же съежилась, охваченная отвращением.

– Ты не забеременеешь, Виктория, – прошептал он в порыве страсти, но даже в судорогах мощного оргазма не чувствовал ответной реакции. Она лежала под ним как мертвая, и ничто не могло ее оживить.