– Я никогда не считал тебя шлюхой, Шанталь.

Они долго смотрели друг другу в глаза сквозь пар, поднимавшийся от эмалированного кофейника. Наконец она устала держать кофейник и поставила его на плиту, а затем опять села напротив него. Несколько мгновений она рассматривала темный напиток в своей чашке.

– Шанталь?

Она подняла голову.

– Как ты могла подумать, что я способен так неуважительно относиться к тебе? – мягко начал он.

– Вы сказали, что я целуюсь, как дорогая шлюха.

– Твои поцелуи страстные и великолепные. Некоторым женщинам польстило бы это сравнение.

– Только не мне.

Обескураженный, он несколько секунд смотрел в свою чашку. Потом взглянул на нее через стол и сказал:

– Ты мне не все рассказываешь. Поговори со мной.

Она, почти робея, отвела взгляд.

– Я – продукт трех культур: полинезийской, унаследованной от матери, французской – от отца и американской, потому что ходила в их школу. Я знала, что меня ожидает в Америке, потому что и на военной базе люди всегда смотрели в мою сторону с некоторым подозрением. Ведь по мне заметно, что у меня смешанная кровь.

– Но ты еще и очень красива, причем совершенно особой красотой. И взгляды, казавшиеся тебе подозрительными, могли означать восхищение.

– Спасибо. Возможно, было и это, но я научилась быть осторожной. Люди стараются держаться подальше от того, чего они не понимают. Если мной и восхищались, то издали.

– А если кто-нибудь приближался?

– Обычно меня принимали не за то, что я собой представляю.

– Что было потом, когда ты поступила в университет? Ты бегала на свидания?

– Да, – нерешительно ответила она, – но за мной очень скоро закрепилась репутация высокомерной и недружелюбной персоны. И это за то, что я всего лишь старалась быть осторожной.

Она встала, подошла к окну и подняла жалюзи. В комнату влетел свежий утренний ветерок.

– На старшем курсе я познакомилась с выпускником геологического факультета. Его звали Патрик. Наши встречи переросли в нечто более значительное, чем просто свидания в часы досуга.

– Ах вот как! Ты влюбилась?

Скаут лишь высказал предположение, но она дала правдивый ответ.

– Да, влюбилась, по уши. Любое трафаретное определение или клише подойдет. Мы воспаряли в розовом свете счастья. Жизнь казалась прекрасной, а будущее – светлым. Мы собирались пожениться.

Скаут откашлялся и неловко поерзал на стуле. Джонни, ощутив беспокойство, тут же взглянул на него, но Скаут покачал головой, давая понять мальчику, что раненая нога его не тревожит. Он и сам не понимал, что с ним, хотя сознавал, что ему крайне неприятно слушать рассказ Шанталь о ее любовном приключении.

– И что же случилось с Патриком и розовым счастьем? – язвительно полюбопытствовал он.

– Он повез меня познакомиться со своими родителями.

Шанталь снова села на стул. Ее черные узкие брови нахмурились. Было ясно, насколько мучительны для нее эти откровения. Она тихо рассмеялась, но в ее смехе звучали обида и горечь.

– По-видимому, когда Патрик рассказывал им обо мне, они были в восторге от возможности обзавестись невесткой с таким забавным французским именем. Он не предупредил их, что я лишь наполовину француженка.

Она закусила губу, чтобы унять дрожь. Воспоминания о том вечере всегда причиняли ей боль. Ей хотелось плакать от унижения.

– Это был самый длинный ужин в моей жизни. Они вели себя тактично, но я чувствовала, что они разочарованы и пришли в дикий ужас. Никаких сцен не было, все шло пристойно, но явно ощутимый холод отчуждения повис в воздухе.

Даже теперь она помнила выражение испуга на лица у матери Патрика, когда та торопливо распахнула дверь и впервые увидела ту, которую ее сын избрал в невесты. Шанталь надела свое самое красивое платье. Она была идеально причесана и накрашена. Но ничто не имело значения, даже тот факт, что по результатам каждого семестра она значилась в списке лучших студентов, она владела тремя языками, включая полинезийский диалект. Мать ее возлюбленного была бы меньше расстроена, даже если бы у Шанталь на лбу красовался рог. Эта женщина не была жестокой. Она обиделась бы, если бы ее сочли расисткой. Наверняка она содрогалась от отвращения при упоминании о ку-клукс-клане или неофашистах. Но она и подумать не смела, что ее милый сынок способен жениться на полукровке.

– Через две недели Патрик разорвал нашу помолвку, – закончила Шанталь тихим голосом.

– Бесхребетный придурок.

– На него очень сильно давили.

– Почему он просто не сказал своим старикам, чтобы они отстали?

Шанталь изо всех сил попыталась оставаться спокойной. Скаут всего лишь задавал те вопросы, на которые она и сама тысячу раз пробовала найти ответ. Однако слышать их от этого мужчины оказалось куда тяжелее.

– Несогласие родителей – не единственная причина. Были и другие соображения.