Шрифт:
ДАРЬЯ. Ну?
АНДРЕЙ. Любил – разлюбил. Раньше любил, а теперь – разлюбил. Теперь – разлюбил. Но ведь когда-то же – любил! И поэтому давай разойдёмся мирно. Понимаешь?
ДАРЬЯ. А вы говорите: «Мелкая речка Урал!», Василий Иванович.
АНДРЕЙ. Ну хватит уже, Дашенька. Не смешно.
ДАРЬЯ. А мне смешно. Какая же я дура. Масакра полная. Знаешь, что это такое? Это когда полный финиш. Нет перевода на русский. Резня, конец, финиш, трындец, пропасть, провал, жесть, адище, капец, блин. Ну, и еще…
АНДРЕЙ. Хватит.
ДАРЬЯ. Дай договорить!
АНДРЕЙ. Я уже понял. Хватит! К чему ты про это, Дашенька?
ДАРЬЯ. А я и не знаю. Начала говорить и забыла: зачем я это говорила? Не знаю. Ничего не знаю. Знаю только, что полная масакра в моей жизни наступила.
АНДРЕЙ. Я просил: без фанатизма.
Даша встала.
Идет к манекенам, проводит пальцем по платьям.
Идёт, теребит юбки, трогает манекены.
ДАРЬЯ. Слушайте, девки, а! Вы замуж собрались, а? Не надо, пожалуйста. Вы слышите, нет? Нет, не меня, а его – вы слышали то, что он сказал? Он любил, но теперь – разлюбил. Понимаете?
АНДРЕЙ. С кем ты разговариваешь?
ДАРЬЯ. С невестами.
АНДРЕЙ. К чему это? Прекращай этот спектакль, Дашенька.
ДАРЬЯ. Нет, вы слышали? Он любил, но теперь разлюбил. Андрюшенька, дорогой! Ну, тогда верни мне все мои игрушки, раз мы с тобой расстаемся, а? Поиграли и верни, а? Я ухожу из твоей песочницы, отдай мне мои игрушки!
АНДРЕЙ. Ну я же просил без фанатизма! Что еще?
ДАРЬЯ. Забирай свои игрушки, отдавай мне мой совок! Не хочу с тобой, подружка, здесь играть! Тут мой песок!
АНДРЕЙ. Ты что, чокнулась, Дашенька?
ДАРЬЯ. Нет, там, тогда, в детстве, мы не так говорили! Там было не так! А вот как было: «Ты мне больше не подружка, ты мне больше не дружок, не играй в мои игрушки и не писай в мой горшок! Мама купит мне козу, я тебе не показу! А козу зовут Маруся, я сама её боюся!»
АНДРЕЙ. Ну всё, я пошёл. И зачем вот ехал? Про козу слушать?
ДАРЬЯ. Стой.
АНДРЕЙ. Что, Дашенька? Что касаемо этого дела, я тебе скажу… Дашенька, мы прожили с тобой год, у меня были проблемы с бизнесом. Но ты – спасибо тебе! – выручила, подарила мне машину, я ее продал, и всё!
ДАРЬЯ. Что – всё?
АНДРЕЙ. Всё теперь хорошо!
ДАРЬЯ. А ещё я переписала на тебя квартиру, и ты её тоже продал.
АНДРЕЙ. Ну да, правда.
ДАРЬЯ. Я теперь снимаю комнатёшку в коммуналке. А ещё я отдала тебе все мои деньги, все накопления. А ещё я взяла бешеные кредиты, и теперь я закрываю мой свадебный салон, мой бизнес, который я десять лет назад создала с нуля. Закрываю потому, что мне нечем платить за аренду. Я даже телефон продала. У меня нет ничего. Нуль.
АНДРЕЙ. Ну да. Это правда.
ДАРЬЯ. Правда?
АНДРЕЙ. Ну, я же не просил тебя, ты сама это сделала, Дашенька.
МОЛЧАНИЕ.
ДАРЬЯ. Правильно. Потому что, едва мы с тобой познакомились, началось что-то странное. Когда у тебя кончились деньги на цветы для меня и на рестораны, ты начал плакать по ночам. Наверное – да нет, не наверное, а конечно! – не плакал, а играл! Играл, эдак, отвернувшись ночью к стенке, всхлипывал и будил меня, а я, добрая душа, просыпалась в ужасе и спрашивала: «Андрюша, что с тобой, что случилось?!»
АНДРЕЙ. Не так, Дашенька. Не передёргивай. Зачем ты всё время передёргиваешь, Дашенька? Ты проснулась тогда, в первый раз, и сказала: «Что такое? Ты плачешь?» Так ты сказала. Я очень хорошо это запомнил. Потому что я тогда – любил тебя. Такое не забывается. Но теперь я тебя – разлюбил.
ДАРЬЯ. Ну да. И ты сказал мне: «Да я так!» И потом продолжал эту пытку неделю. А потом стал жаловаться. Да так искренне, с такой слезой стал рассказывать, что тебе не хочется жить, что ты встретил наконец человека – нет! – главного человека в своей жизни, свою половинку, ради которой ты жил до сорока лет, встретил, и вот-надо уйти из жизни, покончить жизнь самоубийством! Потому что – потому что! – у тебя нет сил, ты загнан в угол проблемами с бизнесом. Так?
АНДРЕЙ. Так.
ДАРЬЯ. И ты стал обсуждать со мной, как тебе уйти из жизни: купить пистолет, выпить яду или прыгнуть с десятого этажа. Так?
АНДРЕЙ. Ну хватит.
ДАРЬЯ. Да, дорогой. Я вот сейчас рассказываю и сама не верю, что я повторяю эти слова, а точнее, не верю, что я могла на это клюнуть и купиться на чушь, которую произносил твой поганый рот.
АНДРЕЙ. Я бы попросил…
ДАРЬЯ. Я вот тоже – попрошу: заткни своё хлебалово, а? Как я могла поверить? Как? И как я могла отдать тебе всё, как?