— Не буду!

— Будешь как миленький, — сказала Ольга. — Я на всякий случай заручилась поддержкой Кожухова. Можешь сам у него спросить, а можешь и мне поверить: если откажешься писать, будешь с завтрашнего дня откомандирован на вещевой склад для инвентаризации портянок.

— Ведьма ты рыжая!

— Да, я ведьма, — охотно согласилась Ольга, — и могу отлупить тебя метлой. Садись и пиши: случаи, фрагменты, детали — все, что бог на душу положит. Но если предпочитаешь пересчитывать портянки…

— Разве что фрагменты… — трусливо отступил я.

— Конечно, фрагменты, — обрадовалась Ольга.

Уже потом, когда я закончил, эта ведьма призналась, что ни о чем с Кожуховым не договаривалась — взяла на пушку!

Мы, пожарные, любим вспоминать про чудеса. Пожар, в ходе тушения которого не произошло ничего необычного, мы быстро забываем, а если о нем спрашивают, не знаем, о чем и говорить — обыкновенный пожар. А вот когда случается чудо — у всех глаза горят и языки развязываются: один только Дед может полдня подряд рассказывать самые невероятные, но — хотите верьте, хотите проверьте — имевшие место истории.

Я бы дал такое определение: чудо есть сказочно необыкновенное событие, которое произошло с тобой только потому, что ты родился под счастливой звездой. Или так: чудо есть такая штука, в которую никто не верит, но о которой каждый мечтает.

Когда человеку бывает хорошо, он и без чудес обойдётся. Нам же хорошо бывает редко — разве что в отпуске, когда плещешься в море за тысячу километров от родной управы (так мы называем УПО), а вот плохо бывает часто, иной раз так, что только о чуде и мечтаешь. Подполковник Чепурин любит говорить: «Потерял надежду — верь в чудо». А раз начальник приказывает, мы и верим.

В нашей компании чудеса обычно случаются с Васей и Лёшей. Приезжаем как-то на пожар, выскакиваем из машины, и Вася указует перстом: «Штаб будет здесь!» И тут же в сантиметре от Васиной каски проносится и врезается в землю ведёрный самовар. «Штаба здесь не будет!» — мгновенно реагирует Вася.

А совсем недавно горел огромный склад. Вася и Лёша со звеном забрались на крышу, а кровля под Лёшей провалилась и он полетел в самый очаг. Снимать каску, склонять голову и шептать «прощай, друг» у нас в таких случаях не принято: друга нужно спасать. Вася опустил вниз трехколенку, велел себя поливать, полез в пекло — нет Лёши! Вот тут уже не выдержал, с рёвом наверх поднялся, с кровавым стоном: «Лёша, Лёша…» А Лёша тут как тут: «Звали? Случилось чего?» Пока Вася стоял с разинутой пастью, Лёша доложил, что упал он не на бетонный пол, а на мешки с удобрениями, выпрыгнул из огня, как пингвин из воды, проскочил через пролом в стене и поднялся на крышу. Думаете, Вася бросился другу на шею и омочил ему грудь горячей братской слезой? Ничего подобного! Рявкнул, да так, что за два километра вороны с деревьев посыпались: «Какого черта, тамтам, там, проваливаешься без разрешения?!» И смех и грех…

Таких чудес я могу вам поведать с добрый десяток, но все они случались на разных пожарах, даже два чуда на одном — не припомню. А вот Большой Пожар потому и вкипел в намять, что чудес там было навалом. И одно из главных, самых необыкновенных — как это Ольге удалось, во-первых, пробежать из выставочного зала в киностудию, и, во-вторых, сделать это буквально за минуту до загорания фильмотеки.

Потом, когда мы как следует изучили и воссоздали мысленно обстановку — пламя в лифтовом холле и коридоре, дым, температуру — по всем канонам получалось, что выйти живой из этого ада Ольга не могла. Огонь, что ли, перед ней расступился, ядовитый дым в озонированный воздух превратился? Ну, такие чудеса бывают только в сказке. Облилась водой? Так та испарилась в две-три секунды. Быстро бежала? Так огонь ещё быстрее. Одним словом, в живых Ольга осталась не по правилам, «жульнически», как булгаковский кот Бегемот. Если бы свидетели не подтвердили, что Ольга находилась вместе с ними в выставочном зале, никто бы в такое приключение не поверил: сказали бы, как судья Деду, что причудилось. Лично я твёрдо уверен, что лифтовой холл и коридор Ольга пролетела на метле, как это на её месте сделала бы любая другая ведьма.

Ну, и второе: буквально через минуту после того, как она проскочила в студию, полыхнула фильмотека (это сотни три фильмов!) и в коридор вырвалось такое пламя, какое увидишь разве что при нефтяном пожаре.

Кто скажет, что не чудо?

Наверное, нет такого неудачника, которому не позавидовал бы другой, ещё больший неудачник. Я знаю людей, которые даже мне завидуют, мне — феноменальному неудачнику! Это тольке Лиза считает меня везунчиком — потому, что я на ней женился. Лизу, в самом деле, я заполучил не без труда, что даёт ей законное право напоминать о дарованном ею счастье и упрекать за недостаточиоо внимание к её особе — участь всех без исключения мужей. Зато у Лизы есть одно отличнейшее качество: она так любит читать, что стоит ей подсунуть интересную книжку — и я снободен как воробей. Тому, что я больше месяца безвылазно торчу у Нестеровых, мы обязаны Ольге, которая раздобыла для Лизы всю серию «Проклятые короли». У Славы, к примеру, дела обстоят куда хуже: живёт он вместе с тёщей, которая немалую свою энергию тратит на то, чтобы по десять раз на дню уточнять местопребывание зятя во времени и пространстве. Вечера не проходит, чтобы тёща не позвонила Нестеровым и металлическим голосом не напомнила Славе, что если ему некогда общаться со своей женой, то у других мужчин такое время найдётся. И Слава, терзаясь, метется домой. Зато, в отличие от меня, ои ухожен, кормлен и выглядит довольным — как может быть довольной потерявшая свободу, но любимая хозяйкой собака.

Теперь о том, почему я феноменальный неудачник.

Я — НШ, начальник штаба оперативной группы пожаротушения. Как только мы прибываем на пожар и Вася начинает руководить, я развёртываю штаб и принимаю на себя следующие обязанности: получаю от РТП задания на расстановку сил, организую непрерывную разведку, осуществляю связь между РТП и начальниками боевых участков, докладываю кому положено обстановку, самостоятельно, когда сочту необходимым, принимаю решения, обеспечиваю контроль, веду документацию и так далее — всего около тысячи обязанностей.

Штаб — это мой складной стол, к которому я прикован на все время пожара. Летом я изнываю от жары, зимой мёрзну, как последняя бездомная дворняга. На пожарах с повышенным номером я постоянно окружён городским начальством, которое изводит меня вопросами и заваливает советами: известно, что в пожарах, как и в футболе, понимают все.

Кого начальство активное всего критикует? Того, кто на виду, меня по этажам искать не надо — вот я стою. Если пожар потушен плохо, кто виноват? Начальник штаба. Если хорошо, кого хвалить? Молодцы, пожарные!