«И я приложил к этому руку, — думал он с гордостью. — Он — бык, дикий бык, который преследует все, что движется, преследует бесцельно, потом замедляет бег и бросается на что-то новое, используя силу для разрушения, потому что не знает другого применения; растерянный и злой, кричащий, как варвар; преследующий все и в результате не получающий ничего. Возможно, я смогу помочь ему и указать выход с поля битвы».

Они говорили в ночи. Темнота искажала расстояния. Так как они не видели друг друга, то казалось, физические формы не сдерживали их, а сознания освободились и встретились, чтобы с помощью слов двигать вперед мысль. Неожиданно тьма взорвалась грохотом и ревом, звяканьем разбитых стаканов; все вещи и тела свалились в одну кучу, когда поезд сошел с рельсов и опрокинулся. И уже другие звуки заглушили все остальное — треск мушкетов с близкого расстояния и громовые удары «максима», бьющего прицельно.

Син беспомощно бился в темноте, задыхаясь от тяжести навалившегося груза. Он скидывал с себя людей и вещи, его ноги запутались в одеяле. Наконец он смог глубоко вздохнуть, но чье-то колено заехало ему в лицо с такой силой, что губа распухла и соленая кровь наполнила рот. Он разразился бранью, почувствовав, как острый край разбитого стакана впился в руку. В темноте от ужаса и боли заорал мужчина, ему вторил дикий хор стонов, криков и оружейного огня.

Наконец Син полностью освободил тело и даже попытался встать.

Пули методично превращали в щепки стены вагона.

Кто-то, пошатнувшись, упал на него.

— Соул!

— Оставь меня.

— Это был незнакомец.

— Соул, Соул! Где ты?

— Син.

— Ты ранен?

— Нет.

— Давай выбираться отсюда.

— Мое ружье.

— К черту ружье.

— Где окно?

— Заблокировано.

Значит, вагон лежал на боку, окнами к земле, и целая гора мертвых и раненых свалилась на них. Дверь оказалась на потолке, и возможно, ее заело.

Вслепую Син начал поиски, но выругался и резко отдернул руку, когда заноза вошла ему под ноготь. Вдруг он почувствовал дуновение холодного воздуха.

— Здесь дыра. — Син яростно работал руками, пока не нащупал брешь в стене. — Одна из планок сломана.

И тут же все, кто был способен передвигаться, полезли на него, хватая за руки и пытаясь оттолкнуть.

— Убирайтесь, ублюдки. — Син бил наотмашь, чувствуя, что удары достигают цели. Он задыхался, пот катился по спине. Воздух был тяжелым и липким от крови и чувства страха. — Убирайтесь. Я все сделаю сам. — Он с силой ударил по планке и оторвал ее. Какое-то мгновение пришлось бороться с искушением прижать лицо к узкой дыре и вдохнуть свежего воздуха. Но он обхватил руками следующую планку, уперся ногами и рванул со всей силой. Она не поддалась. Син запаниковал.

— Эй, кто-нибудь, дайте мне ружье! — крикнул он сквозь шум.

— Вот, — раздался голос Соула, и ружье оказалось у него в руках.

Он высыпал патроны, используя ствол, как рычаг, и повис на нем. И дерево уступило. Теперь он снимал планку за планкой.

— Выходить по одному. Соул, ты первый.

С трудом сдерживая панику, Син помогал мужчинам выбираться через небольшое отверстие. Какой-то толстяк застрял, и Син, упершись ботинками, нажал на него так, что мужчина вылетел, как пробка из шампанского.

— Есть там кто-нибудь еще? — крикнул Син в темноту.

— Син, — послышался голос Соула снаружи, — уходи оттуда.

— Иди в укрытие! — крикнул Син в ответ. Ружья буров все еще стреляли по разбитому поезду. Он спросил снова:

— Есть там кто-нибудь еще? Ответом ему был чей-то стон.

Мужчина был тяжело ранен, его голова дергалась. Син освободил тело и положил поудобнее. Раненого нельзя переносить, решил он, безопаснее здесь дожидаться прихода медиков. Он оставил его и стал осматривать остальных.

— Черт их побери! — Он беспокоился, сможет ли найти дорогу обратно. Этот уже мертв. Он чувствовал клейкость мертвой кожи, напоминающую рептилий. Осмотрев весь вагон, Син выбрался в открытую ночь.

После ужасной тьмы вагона свет звезд казался жемчужным, он видел густой туман, повисший над локомотивом, поваленные вагоны, отражающиеся друг в друге. Все эти изуродованные предметы составляли страшную картину разрушения.

Из укрытий несколько ружей отвечало отрывистыми слабыми выстрелами на канонаду буров.

— Син, — окликнул его Соул, когда тот шел вдоль перевернутого вагона.

— Оставайся здесь, Соул. Я возвращаюсь, чтобы найти Мбеджана.

— Ты никогда не найдешь его в этой свалке. Он был с лошадьми — прислушивайся к ржанию.

Из отсеков для лошадей в хвосте поезда доносились такие леденящие кровь звуки, что Сину очень захотелось никогда не слышать их снова. Две сотни загнанных в ловушку и беснующихся лошадей!

— О Боже, — прошептал Син. Но ярость пересилила страх. — Ублюдки!