Шрифт:
В спину ударило прохладой. Ветер с ожесточенностью затрепал кроны деревьев. Андрей остановился на секунду, словно раздумывая, стоит ли оборачиваться. Он обернулся. Лицо обдало влажной пощечиной, волосы безрассудно поддались ветру. Дождь вот-вот разразится. Но глаза остановились на здании Института. Яркая надпись над входом в здание возвещала: «Институт космических исследований». Кратко и ясно для местных. Всем понятно, что происходит в стенах этого здания. Слова строят понятность для других. Местных не пускают в Институт под предлогом засекреченности объекта. Там внутри пара тысяч сотрудников бьются над проблемой Темноты, параллельно этому строя новый тайный мир среди своих предков. Над буквами возвышалась эмблема Института – кольцо вокруг шарообразного объекта. Под шарообразным объектом естественно подразумевается планета Земля, под кругом – ходят споры с давних времен. Институт создавали в качестве организации по исследованию космоса и контролю научно-технологических разработок в данной сфере. По крайней мере, так гласит история. Все первые космолеты были разработаны под эгидой ведущих умов человечества, работавших именно в этом учреждении. Однако, из этого, а может и параллельно этому, может даже и в самом начале, а потом все переросло в космическую программу, взошел росток струнного устройства Стокума, благодаря которому стала возможной программа Исхода. Таким образом, мнение о том, что обозначает данный круг, разделилось. Одни считали, что это первый полет человека вокруг Земли, другие, считали это струной. Большинство из сторонников второго мнения были знакомы со струнным устройством Стокума еще до Исхода, благодаря которому была частично снята засекреченность на существование самого устройства, Использование этой струны и позволило им завладеть временем. Это его оковы. Именно так Андрей сейчас и воспринимал эмблему Института. Так или иначе в этом времени Институт еще не существует, есть только его безликий предшественник – государственное космическое агентство. Даже эмблема другая, нынешняя появится уже тогда, когда появится необходимость в слиянии ранее международных космических агентств. Независимый международный Институт космических исследований, появившийся из ниоткуда и стоящий сейчас особняком ото всех, в этой толкучке затеряется. Так, по крайней мере, предсказывают историки.
Андрей плавно развернулся, снова зашагал в направлении своего дома. Ветер толкал его в спину, но у него не было желания ускорять темп. Как бы то ни было он уже видел свой двор. Пятиэтажное здание окружало уютный дворик, на котором располагалась детская площадка, окруженная молодыми деревьями. Всему, что видел перед собой Андрей, не было больше четырех лет, как и зданию Института за его спиной.
Андрей уже прошел ворота, как он услышал хлипкую дробь по асфальту, по листьям деревьев. Вперемешку с наглым ветром в тесном уголке материка возникло море. То, что открывалось слуху Андрея, бросало его прямиком темные просторы безымянного моря, готовящегося разразиться жутким смехом, сожрать и переварить с чувством вселенского голода любую песчинку. Ее раздавит в бушующей темноте, где существует только сила, направленная против всех. Андрей смотрел на листья, словно морские волны, бьющиеся друг об друга. Картина стала более отчетливой: в темноте голодного моря появились цвета. Однако, зеленые волны – это единственное, что существовало во вселенной. Дойдя до подъезда, Андрей ощутил, как его волосы сыреют, по ним скатываются на лоб капли. На кончике носа зависла капля, расширилась и упала.
В его времени наземные парки были редкостью и охранялись государством. Плотность городов была куда выше, чем в этом времени, поэтому передвижение осуществлялось в специальных тоннелях и коридорах, располагавшихся на нижних уровнях. Из-за этого во множестве зданий, а также на их крышах, создавались искусственные зеленые зоны. Эти зоны через какое-то время стали разрастаться и создавать широкие экосистемы. Верхние этажи сообщались с нижними посредством зеленых зон. Города поросли изнутри в том, что некогда было дефицитом для человечества. Огромные экозаводы для очищения внешней среды, созданные после Великих пожаров, потеряли свою значимость.
Огонек показался посреди бушующего моря. Там, под козырьком подъезда. Огонек едва двинулся – дождь забарабанил по листьям. Белый дым медленно окутывал пространство под козырьком. Одинокий плот посреди бушующих листьев. Мужская фигура вырисовывалась на этом плоту. Андрей узнал этого человека. Жак, инженер, один из ассистентов проектировщиков нижних уровней здания Института. Он тоже сотрудник Института, но с ним Андрей практически не общается. Вблизи он походил на морского котика, поднимающего верхнюю губу, словно помогая тем самым больше раскрыться ротовой полости, неравномерно вдыхающей ядовитый дым. Он прибыл в это время и первое, что захотел попробовать – курить. В родном времени тоже употребляли психотропные вещества, но они были специально для клиента, учитывая все его характеристики, подобранной смесью, дававшей человеку идеальное бытие. Там не было никакого риска. Может, именно поэтому-то он и вздумал попробовать что-то, что давало бы ему иные эмоции. Задумал ли он это еще до Исхода? Возможно. Получалось комично. Сперва он внимательно наблюдал за тем, как это делают местные. Курил вместе с ними. Сейчас он одиноко стоит и наблюдает за шумом волн.
Жак, завидев Андрея, лишь кивнул и неловко дернул тлеющей сигаретой. Андрей кивнул ему в ответ и зашел в ярко освещенный подъезд. В лифт он не вошел, пошел по лестнице. Второй этаж. Свет уже не такой громкий. Третий этаж. Что-то скрипнуло внизу. Наверно, Жак решил зайти. Четвертый этаж. Он стоит перед дверью своей квартиры. Ключ. Да, древняя форма идентификации хозяина дома. Неудобно, до сих пор кажется бессмысленной детской игрушкой. Поворот. Дверь тихонько приоткрылась. Андрей шагнул в полутемный коридор. Внутри была не самая пышная обстановка. Да что там – стены одеты в обои, которые даже нельзя было изменить движением руки, небольшой шкаф для одежды, который открывается движением руки. Иронично. Единственное, что дозволено иметь из технологий родного времени, – датчики, спрятанные в стенах. Они контролируют пребывание людей в помещении. При обнаружении посторонних дают сигнал в центр управления. Хотя это не особенно требовалось, так как район имел крайне низкий криминогенный уровень. Одна из причин его выбора.
На кухне горел свет. Аня, его жена еще бодрствовала. Да, сегодня, видимо Фомины посетили их, по-соседски.
Андрей последовал на кухню. Белокурая женщина сидела за столом и смотрела в стену. Она была одета в цветочном платье.
– Ты поздно, – натянуто нейтрально, не поворачивая головы, сказала Аня.
– Да, задержался, – проговорил Андрей.
На столе стояла зеленая бутылка вина, рядом полупустые тарелки. Аня поглаживала бокал с вишневой жидкостью в своей руке.
– Они давно ушли? – спросил Андрей, встав на пороге.
– Полчаса назад, – сказала Аня, все так же не поворачивая головы.
Фомины, чета по соседству, выказывали им всяческую любезность, видя в них своих друзей с того момента, как Хомские прибыли сюда. Вино они принесли свое, Андрей не сомневался.
– Здесь еще осталось, – Аня кивнула на бутылку, и ее взор сместился с точки на стене на Андрея. Похмелевшие глаза мутно отсвечивали, будто болото, затягивающее неосторожного путника.
Андрей кивнул и последовал к столу, ощущая на себе топкий взгляд. Усевшись, он увидел, на что смотрела его жена. Точка на стене расплылась в информационное окно. Телевизор этой эры. Шли новости. Показывали официальную встречу президентов… здесь еще есть понятие суверенного государства. В мире, откуда Андрей родом, суверенитет – скорее следствие распри между Окраинами и Федерацией. Хотя идеи сами по себе могут быть опасны в любые времена.
– Таня снова любопытствовала… – Аня специально подчеркнула последнее слово, хоть и далось оно ей с трудом – язык у нее уже начинает вязать. – Она вилась вокруг да около. Все хотела узнать, чем мы занимаемся. Она очень не удовлетворена, видимо, что мы им ответили в прошлый раз.
Андрей вспомнил, как они в первый раз встретились с Фомиными. Те были такими же приветливыми, прилипчивыми, но беспокойными до чужого счастья внутри. Они до сих пор не особо понимают друг друга из-за колоссальной попасти в языке и культуре. Квартира Фоминых была обставлена всевозможными предметами дороскоши, что выделяло их незаурядность. Хомские же до сих пор не привыкли к современности, поэтому их квартира обставлена лишь предметами первой, так сказать, необходимости. Фоминых и это интересовало. Приходилось им говорить, что они вынуждены переезжать с места на место, поэтому их поклажа должны быть легкой. Кажется, это их успокоило на какое-то время. Андрей сам понимал, что это временная отмазка. По официальной легенде, их работа строго засекречена, из чего следует невозможность ее обсуждения. Этот дом построили специально для таких, как Андрей с Аней, сотрудников Института. Отмазка с легкой поклажей сама пришла в голову. Этот неофициальный научный городок при Институте является упорядоченной мешаниной приезжих и местных. Фомины сами приехали издалека, и их крайне интересовала чужая секретность. Им приходилось говорить, что Хомские много путешествовали, из-за чего у них такой барьер в языковом понимании.