— Сильно! — Стась опрокинулась на спину, кровать мягко покачивалась, спать хотелось все сильнее.

— Бэт, а какая причина у меня?

— А у тебя ее нет. — Белые зубы сверкнули в темноте, — ну так ведь тебе и не нужно. Помнишь, ты говорила, что не умеешь драться? Ты была права. Но, опять-таки, это тебе не нужно. Успокойся, детка, для кубка Деринга или любого другого кубка не нужна драка, им нужно шоу. А шоу ты делаешь, и делаешь великолепно. Помнишь того мальчика с капоэйро? Как он прыгал! Сруби ты его на первых секундах — представляешь, сколько бы визгу было? Еще бы — тупой варвар победил утонченную красоту. Все недовольны. А вот когда на девятой минуте этот выпендрежник сам завалился… Ха! Тебе аплодировали стоя даже те, кто потерял деньги. Чувство времени, детка, это главное. А оно у тебя есть.

Спокойной ночи.

— Бэт — спросила она, уже почти засыпая, — значит, я так и не научусь драться по-настоящему?

Он обернулся в дверях. Пожал плечами. Опять блеснули в улыбке белые зубы. Но голос оказался неожиданно серьезным. И тихим.

— Конечно, научишься. Как только появится причина, так сразу и научишься. И тогда уже я буду тебе не нужен. Спокойной ночи.

Дверь за собой Бэт закрыл, как всегда, беззвучно. Стась не ответила, потому что уже спала.

Она спала, и не видела, как Бэт курит на балконе сигарету за сигаретой, вытягивая каждую чуть ли не в одну длинную затяжку. Он столько надежд возлагал на Морткопфа. Идеальный экземпляр, уж если с кем и могло сработать, так только с ним. Настоящий гад, пробы ставить негде. Сам искал в сети материалы — чтобы наверняка. Да любого, взгляни он даже мельком, трясти начнет, а не то что тсенку, в миротворки готовившуюся…

Не вышло.

Она так и не смогла разозлиться по-настоящему. Знала, что надо, верила и старалась изо всех сил, но не смогла. И опять этот виноватый взгляд, словно у потерявшегося щенка. А, значит, вся последняя неделя — насмарку. Все мелкие подначки, придирки, спровоцированные ссоры с ребятами, постоянное напряжение — насмарку. Она снова будет извиняться и смотреть виновато, такая вроде бы непобедимая — и совершенно неприспособленная к обычной жизни за пределами ринга.

Бэт курил редко, но теперь мял внезапно опустевшую пачку, смотрел на мигающую в ритме Деринга городскую рекламу и думал о том, как же трудно отыскать дыру на штанах у нудиста.

Такую сукку, как Ру, ещё поискать, это вам в Куббсвилле всякий скажет. Днём с огнём. И не факт, что найдёте. Вот и Ви подтвердит, а кому и знать-то, как не ей — вместе росли.

А всё дело в том, что Ру — традиционалка. По мнению Ви, так даже несколько и чересчур. Сами подумайте, кто в наши дни придерживается всего лишь одного из пяти (всего лиш8ь пяти!!!) строго зафиксированных стабилей, при этом тщательно соблюдая все условности, налагаемые обликом? Дикость какая! Подобное добровольное самоограничение совершенно несвойственно свободной личности. В конце концов, оно попросту старомодно и может служить лишь материалом для очередного анекдота из серии: «слышали, что опять учудила эта Руул?»

Вот и в то праздничное утро всё пошло наперекосяк потому, что Ру захотела побыть самою собой. То есть, блондинкой. Поскольку была убеждена, что твёрдые предпочитают именно таких. Ру во многом была убеждена просто так, без малейших на то оснований. Ви могла бы поспорить, если бы имела желание. Но спорить Ви не любила, тем более по таким пустякам. Нравится? Ну, так и пусть. Ви была фаталисткой и считала, что случайностей в этом мире не бывает. И потому совсем не удивилась, что это именно Ру первой встретила Керби.

Сначала Ру долго не везло. Она пребывала в белокуром и пышногрудом стабиле с самого утра — хотя, конечно, в Куббсвилле представления о восходах и закатах существуют только в виде умозрительных конструкций, но все как-то привыкли делить суточные ритмы на приблизительно равные «день» и «ночь». Условные, конечно же. И разделяемые столь же условными «утром» и «вечером». Ещё один дар пришельцев, вряд ли осознаваемый самими дарителями, но принятый с той же радостью, что и все прочие. Ведь так гораздо удобнее, чем говорить: «Это случилось в начале шестнадцатой сотой части пятого суточного ритма от восьмого полнолуния после равноденствия». «Утром пятого апреля» — звучит куда короче. И понятнее.

Второе правило, незыблемо соблюдаемое Ру, гласило: «Если делаешь что-то — делай хорошо». И потому на фоне её нынешней блонди любая иная белокурость смотрелась бы тускловатой пергидрольной фальшивкой, не более. Ру не просто изображала красотку с белыми кудряшками — она являла собой настоящую квинтэссенцию блондинистости, этакий суперконцентрированный экстракт, незамутнённый даже малейшим намёком на присутствие мозгов.

Она держала этот облик вот уже несколько часов и изрядно скучала. Любая другая давно бы покинула добровольный пост у Западного портала, сообразив, что сегодня тут ловить нечего. С утра пораньше крутилось немало всяких-разных, изменчивых и непредсказуемых, но Ру интересовали только твёрдые. Такие все из себя стабильные и непрошибаемые. А их-то и не было. Ни одного. А с тех пор, как над Центром релакса взлетели светящиеся рекламные феечки, всякие-разные тоже подрассосались.

Ви, конечно, могла бы сказать, что ждать твёрдых сегодня тут так же бессмысленно, как и восхода. Или заката. Они, конечно же, где-то бывают, но не в Куббсвилле. И не у Западного портала пятого апреля, когда празднуется День Прихода и в Центре релакса пришельцам скидки. В Центре три своих портала, посетителям не обязательно тащиться через весь город, если интересуют их только удовольствия. Но Ру всё никак не могла связать танец рекламных феечек над Центром и пустоту западной предпортальной площадки. Просто огорчалась, вздыхала и продолжала ждать.