– Хорошо, – кивнул Уимзи. – Мне тоже будет любопытно взглянуть на это. Но подождите немного. Давайте осмотримся и попробуем понять, что случилось с телом. Нам известно, что убийца погрузил его в машину и направился в сторону Гейтхауса. Он не мог отъехать слишком далеко, поскольку вскоре вернулся за «моррисом» Кэмпбелла. Где-то поблизости я видел шлагбаум.

Поиски не заняли много времени. Примерно в пятидесяти ярдах от поворота с правой стороны дороги действительно обнаружился ржавый шлагбаум. Он перекрывал поросшую травой тропу длиной около тридцати ярдов, которая затем резко сворачивала влево и терялась в густых кустах.

– Вот это место, – произнес Уимзи. – И сюда совсем недавно заезжала машина. Зацепилась крылом за столбик. Цепочка и крючок, на которые запирается шлагбаум, совсем не помеха. Вероятно, убийца сдавал задом до поворота. Выключив фары, он стал совершенно незаметен с дороги. Несложные выводы. К тому же я уверен, что в радиусе мили больше нет такого удобного места, как это. Я испытал необычайное удовлетворение. Торжествую, как Сталки [13] . А теперь идемте обратно к машине, инспектор. Поплюйте на ладони и держитесь крепче. Я чувствую небывалый прилив энергии и готов быстро доставить вас в Ньютон-Стюарт, побив все временные рекорды.

Доктора Кэмерона чрезвычайно заинтересовал гаечный ключ. Он с трудом сдерживался, чтобы не взять его в руки, поэтому было решено сразу снять с него отпечатки. Вскоре это было сделано при содействии полицейских, местного фотографа и лорда Уимзи. После использования специального порошка взору присутствующих предстал замечательно четкий отпечаток большого пальца. В общем, говоря языком журналистов, полиция обзавелась первоклассным негативом.

Тем временем инспектор Макферсон связался с сотрудником похоронного бюро, и тот, быстро допив остатки чая, приготовился к встрече. Последующая задержка была вызвана тем, что кому-то пришло в голову оповестить о происходящем окружного прокурора. Тот, к счастью, оказался в городе и присоединился к остальным. По дороге в похоронное бюро он рассказывал Уимзи о том, что ему еще не приходилось сталкиваться с более неприятным расследованием, чем это, и его до глубины души поразило превосходство шотландских законов над английскими в такого рода делах.

– Публичность действий коронера причиняет много лишней боли родственникам покойного, – возмущался прокурор. – Этого можно избежать, не предавая огласке результаты расследования.

– Совершенно с вами согласен, – вежливо промолвил Уимзи, – но подумайте о радости, которую нам доставит чтение воскресных газет. Ведь самый смак в них – описание хода расследования.

«Затем мы отправились в похоронное бюро, – говорилось в официальном отчете инспектора Макферсона, – где гроб был вскрыт в присутствии окружного прокурора, доктора Кэмерона, Джеймса Макуэна (сотрудника похоронного бюро), лорда Питера Уимзи и меня. Тело Кэмпбелла было извлечено из гроба. При сравнении найденного следствием гаечного ключа с ранениями на голове покойного доктор Кэмерон пришел к выводу, что контур раны над левой скулой полностью совпадает с очертаниями головки вышеозначенного гаечного ключа. С большой вероятностью можно сказать, что удар был нанесен этим или очень похожим инструментом. Относительно второй, смертельной раны над виском покойного доктор Кэмерон высказался с меньшей уверенностью, хотя, судя по ее внешнему виду, здесь тоже могло иметь место соприкосновение с вышеозначенным гаечным ключом».

После такого торжественного вступления, на написание которого потребовался литературный талант, последовало продолжение: «По совету лорда Питера Уимзи были взяты отпечатки пальцев покойного (последнюю фразу впоследствии заменили на более подходящее выражение) и сделаны их фотографии, которые следствие приобщило к делу. Данные отпечатки полностью совпали с теми, что следствие обнаружило на гаечном ключе. В соответствии с инструкцией полученные отпечатки были отправлены в экспертный отдел Глазго».

Однако сей исполненный достоинства параграф никак не отразил того горького разочарования, что испытывал инспектор Макферсон. Ему казалось, что теперь, когда у него была улика – отпечатки пальцев, дело близилось к логическому завершению. Но не тут-то было. Он чувствовал, что вновь погружается в пучину неизвестности, и готов был скрежетать зубами от досады. Однако бушевавшая в груди буря никак не отразилась на его поведении, остававшемся в высшей степени безупречным.

– Нам просто повезло, – обратился он к Уимзи, – что вашей светлости пришла в голову такая прекрасная мысль. Я бы до этого не додумался. Теперь на основании имеющихся отпечатков мы можем вычеркнуть из списка подозреваемых шесть человек. Это была потрясающая идея, милорд. Просто потрясающая. – Инспектор вздохнул.

– Выше нос! – подбодрил Уимзи. – Просто удача повернулась ко мне лицом. Давайте отобедаем в «Гербе Галловея».

Однако на сей раз его светлости не повезло.

В тот вечер в студии Боба Андерсона собралось много людей. О доброте и сердечности этого художника ходили легенды, и никто из знавших его местных жителей не допустил бы даже мысли, что Боб может ненавидеть Кэмпбелла, причинить ему зло и иметь какое-то отношение к его таинственной смерти. Он обитал в Керкубри почти так же давно, как и Гоуэн, и пользовался популярностью не только у художников. Особенно у рыбаков и рабочих порта. Боб редко ходил в гости, предпочитая коротать вечера дома, однако последние новости быстро проникали в его студию.

Когда длинный любопытный нос привел Уимзи в четверг вечером на порог дома Боба Андерсона, все местное общество было уже в сборе. Его светлость заметил мисс Кохран и мисс Селби, а также Джока Грэма в весьма примечательном наряде, состоявшем из рыбацкого свитера, широкого ремня, бриджей для верховой езды и ботинок на толстой пеньковой подошве. Здесь присутствовал Фергюсон (весьма странно, поскольку он редко выходил из дома по вечерам), начальник порта, доктор, Стрэчен (синяк под его глазом заметно посветлел), миссис Террингтон (художница, работающая по металлу), высокий худощавый мужчина по имени Темпл, о котором Уимзи знал лишь то, что он получил пять дополнительных очков на соревнованиях в Сент-Эндрюсе, и, наконец, миссис, мисс и юный мистер Андерсон. В помещении царили шум и гвалт.