Шрифт:
– Прошу прощения. Я хотел осведомиться, не прочитана ли эта книга.
– О, пожалуйста, мне нужен только первый том.
– Не беспокойся, дорогой друг, должен лишь предупредить тебя: обязательно клади книги на место. Ярость Сциллы, оставленной Язоном без добычи, не идет ни в какое сравнение с гневом высокочтимого библиотекаря… Позволь поинтересоваться, какого ты мнения о трудах нашего славного префекта преторий?
– У него богатый материал, – взвешенно ответил Пэдуэй, – однако слишком пышная манера изложения.
– Что ты имеешь в виду?
– Я предпочитаю менее витиеватый стиль.
– Как!.. Наконец-то среди современных авторов появился писатель, не уступающий великому Ливию, а ты говоришь… – Представительный господин спохватился и понизил голос: – Какая красочная выразительность, какая изысканная риторика!
– В том-то и беда. Взять, к примеру, Полибия или даже Юлия Цезаря…
– Юлий Цезарь! Вот уж кто совершенно не умел писать! Его «Галльскую войну» используют как простейший учебный текст для чужестранцев. Прекрасное пособие для носящего шкуры варвара, который в мрачных дебрях северных лесов преследует резвого кабана или травит взбешенного медведя. Но, мой юный друг, для таких просвещенных людей, как мы… – Он вдруг осекся и продолжил с явным смущением: – Надеюсь, ты понимаешь, что, когда я говорил об иноземцах, я не имел в виду лично тебя. Ты человек культурный и образованный, хотя и прибыл из дальних краев – это сразу видно. Не посчастливилось ли тебе родиться в сказочной стране Хинд, известной своими слонами и украшенными жемчугом девушками?
– Нет, моя родина еще дальше, – ответил Пэдуэй.
Он понял, что случай свел его с настоящим римским патрицием старой школы, из тех, кто не попросит вас передать масло, не усластив обращение четырьмя любезностями, тремя мифологическими аллегориями и учеными рассуждениями о производстве масла на древнем Крите.
– Я родом из Америки. Не уверен, однако, что когда-нибудь туда вернусь.
– Ах, мой друг, ты совершенно прав! Где же еще жить благородному человеку, как не в Риме? Но, может, ты расскажешь мне о чудесах чужедального Китая с его мощенными золотом дорогами?
– Немного могу, – осторожно сказал Пэдуэй. – Только дороги там не мощены золотом. Если откровенно, они вообще ничем не мощены.
– Какое разочарование!.. Впрочем, смею допустить, что правдолюбивый странник, вернувшийся с небес, объявит райские чудеса сильно преувеличенными. Мы обязаны познакомиться, мой дорогой друг! Я – Корнелий Анций.
Пожилой патриций произнес это с таким видом, словно имя Корнелия Анция должно быть известно каждому достойному упоминания римскому гражданину. Пэдуэй скромно представился.
К ним подошла очень хорошенькая стройная темноволосая девушка и, обратившись к Анцию «отец», пожаловалась, что не может найти сабеллийское издание Персия Флакка [3] .
– Кто-то читает, должно быть, – пожал плечами Анций. – Мартинус, это моя дочь Доротея, кою смею уподобить лучшей жемчужине из короны короля Хусрола, хотя я, как отец, возможно, необъективен.
Девушка одарила Пэдуэя очаровательной улыбкой и, потупившись, ретировалась.
– Кстати, дорогой друг, каково твое занятие?
3
Персий Флакк – римский поэт, родился в 412 году.
Не раздумывая, Пэдуэй выпалил правду.
Патриций замер, переваривая информацию, а когда заговорил вновь, в его по-прежнему любезном тоне сквозила высокомерная прохладца.
– Любопытно, любопытно. Ну, желаю всяческого финансового успеха… – Он произнес последнюю фразу с некоторым затруднением, как активист Христианского союза молодежи, вынужденный говорить о нелицеприятных сторонах жизни. – Наша участь – безропотно нести Господне назначение. И все же жаль, что ты не испробовал себя на ниве общественной службы. Для способного молодого человека это единственный путь подняться над своей средой. Однако прошу меня извинить – книги ждут.
Мартин с удовольствием продолжил бы знакомство с благовоспитанной красавицей и ее утонченным отцом, но теперь, когда Анций узнал, что имеет дело с вульгарным ремесленником, на приглашение можно было не надеяться. Пэдуэй посмотрел на часы – пора обедать, вышел на улицу и разбудил Фритарика.
Вандал зевнул:
– Прочитал, что хотел, Мартинус? Мне снилось мое прекрасное поместье в Аф…
– Черт бы побрал… – взревел Пэдуэй и тут же осекся.
– Как, нельзя уж и помечтать о времени, когда я был богатым и уважаемым человеком?! Клянусь, моя честь…
– Успокойся, ты тут ни при чем.
– Да? Я рад. Судьба оставила мне одни лишь воспоминания… Но почему ты злишься, Мартинус? У тебя такой вид, словно ты гвоздь готов перегрызть. – Ответа не последовало, и Фритарик задумчиво продолжил: – Должно быть, вычитал что-то в этих книгах… Хорошо, что я неграмотный. Так трепать себе нервы из-за событий, которые произошли давным-давно! Я лучше помечтаю о своем прек… О, молчу, молчу, хозяин!
Пэдуэй, Томасус-сириец и еще несколько сот голых римлян парились в Диоклетиановых термах. Банкир огляделся и мечтательно произнес: