Шрифт:
– Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, дай его мне. Не важно, сколько оно стоит.
– Ах, только послушайте! Цена ее не заботит! – старуха беззубо ухмыльнулась Бетани: - Разве мама не учила тебя, что за все приходится платить, девочка?
Старая Этта, не дожидаясь ответа, подошла к столу, уставленному горшочками и банками. Взяла по щепотке из трех горшков и бросила их в мешочек из небеленого льна.
– Сунь его на ночь себе между ног, - сказала она, отдавая мешочек Бетани: - Это подействует. Я обещаю.
– Спасибо, - сказала девушка и, заплатив Этте, поспешила домой.
Она сделала так, как велела старуха, и уснула с мешочком, полным горьких трав, в лоне. Герцог не явился на следующий день, на другой, на третий, а когда, наконец, приехал, Бетани решила, что колдовство старухи исчезло. И все же, едва он лег с ней, она убедилась: покупка была не напрасной.
– Бетани, - сказал герцог: - Я люблю тебя.
– Правда?
– Бетани. Я люблю тебя.
– Это прекрасно, но…
– Бетани. Я люблю тебя.
– Пожалуйста, скажи что-нибудь другое…
– Бетани. Я люблю тебя.
Он не мог. В голове остались только эти слова. Он шептал их вновь и вновь, пока не охрип. Шептал и любил ее, снова и снова, и снова. Вскоре она устала от его страсти и бесконечных уверений, и оттолкнула его.
– Бетани. Я люблю тебя, - сказал он, когда девушка выбралась из-под него.
– Бетани. Я люблю тебя, - повторил он, выйдя с ней за кладбищенские ворота, не сознавая, что возбужден и наг.
– Бетани. Я люблю тебя, - повторил он, следуя за ней по деревне – до двери дома, которую она захлопнула перед его прекрасным лицом.
Там слуги и нашли его час спустя: он сорвал голос, уверяя ее в любви – вместо слов с губ струилась кровь. Они прикрыли его наготу и забрали в замок.
Охотники на ведьм явились за Бетани на следующее утро – с угрозами, вилами и огромным перечнем чародейств, за каждое из которых могли отстегать кнутом, заклеймить и сжечь.
Бетани обвинили в служении дьяволу. Конечно, она это яростно отрицала. Они вздернули ее на дыбу. Вскоре она созналась во всем.
Бедную Старую Этту сожгли – быстро и без суда. Слишком много мужчин и женщин, богатых и знатных, пользовались ее любовными напитками и ядами, чтобы дать ей возможность заговорить. Но смерть Бетани не была столь легкой и милосердной.
Шесть ночей ее держали в темнице, пока, наконец, она не услышала скрип ключа в замке. Тяжелая дубовая дверь распахнулась, и мужчину, изможденного и дрожавшего, внесли в грязный альков. Лишь когда он заговорил, она узнала его.
– Бетани. Я люблю тебя, - прохрипел он.
Это был Герцог! Боже, подумала она, только взгляните на него! Как страшно он изменился! Высох, исхудал. Красота исчезла, юность ушла – за пару недель – и все из-за любви. Его постоянные признания, конечно, не могли ее спасти.
Бетани привели в огромную комнату пыток со множеством разных кошмарных инструментов. Она увидела дыбу, на которой ее растягивали, жаровни и раскаленные добела клейма, грузы и веревки для страппадо, обычную гарроту и топоры, чтобы отрубать руки и ноги и сносить головы.
А еще там была железная дева, называемая иногда нюрнбергской - огромный шкаф в форме женщины, в который помещали жертву, предавая ее долгой мучительной смерти. Закрывшись, дева пронзала ведьму расположенными внутри шипами.
Герцог простер руку к чудовищному орудию.
– Бетани. Я люблю тебя, - сказал он. Хотя с его губ срывались только слова страсти, жест был ясен. Он приговорил ее к смерти, и хотел видеть, как она умрет внутри железной девы.
Священник воззвал к господу. Бетани потащили к деве. Но молитвы не заглушили безумных речей герцога.
– Бетани. Я люблю тебя.
– Бетани. Я люблю тебя.
– Бетани. Я люблю тебя.
Они закрыли железную дверь. Когда шипы вошли в ее плоть, она закричала – вопль заметался в жаркой темнице.
Усевшись рядом с девой, раскачиваясь, герцог продолжал свою любовную литанию, в то время как кровь Бетани сочилась из щелей кошмарного инструмента. Лишь когда тонкие красные струйки коснулись его сапог, он умолк и дал себя увести.
В полной боли тьме, пропахшей кровью и внутренностями, Бетани услышала голос:
– Хочешь к нам присоединиться?
Кто говорил с ней? Дьявол, явившийся из пекла за ее грешной душой? Нет. Она ведь не умерла. Шипы все еще терзали ее.
– Кто ты? – прошептала она.