– Кто с тобой дружить будет, если у тебя только он на уме?

Но мама ошибалась. Отношения с одноклассниками у Сашки не разладились с появлением Туманова. Они у неё никогда и не налаживались. С того первого дня, когда она переступила порог школы, с пятнадцатого апреля.

Просто мама забыла подать документы в первый класс. Как-то мимо её сознания прошло, что дочке исполнилось шесть. А может быть, сработал советский стереотип, когда в школу отдавали с семи. В марте отпраздновали семилетие, а случайно встреченная на улице подруга сообщила Ниночке, что в следующем году пятая школа первоклашек набирать не станет, всех отправят в восьмую.

– В восьмую? – возмутилась Ниночка. – Там же одни обормоты учатся! Ни за что!

Всеми правдами и неправдами, больше, конечно, неправдами и не без помощи привезённой из Турции шубки, Сашку впихнули в первый класс к концу учебного года.

Она пришла, когда не только парты, но и друзья-подруги давно были разобраны. Новенькую моментально окружили, рассматривали её тетрадки, расспрашивали, откуда она взялась. А дикая Сашка, никогда прежде не попадавшая в детский коллектив, только молчала.

Учительница занималась с ней отдельно, и Сашка как-то привыкла, что она сама по себе. Все читают про маму и раму, а она заполняет пропись, все репетируют песню для утренника, а она решает примеры по математике. Участвовать в утреннике ей никто не предложил, посчитали, что новенькая просто не успеет выучить за оставшиеся несколько дней песенку про родину. Ерунда, Сашка запомнила её, как только услышала. Но никому об этом не сказала. Постеснялась.

Она потом часто вспоминала свой неудачный первый класс, те полтора месяца, жалкий огрызок школьной счастливой поры. Иногда ей казалось, во всём виновата мама. Почему её не отдали в восьмую школу? Какая разница, где учиться? Зато там она бы не была чужой. Пошла бы первого сентября, с бантиками и цветами, на линейку, познакомилась бы с такими же взволнованно-растерянными первоклашками, нашла бы друзей. С самого начала была «своя». Но откровенно говоря, Сашка и сама понимала, мама ни при чём. Виновата она, Сашка. Ведь приходили к ним и потом новички и сразу становились центром притяжения. Катька вон в пятом классе пришла, так в неё все мальчишки влюбились, хором. А Олег в седьмом перевёлся к ним, так его старостой выбрали уже через неделю! Нет, это она виновата, что так и не стала частью класса. Надо было играть с девочками в куклы, а не с мальчиками в черепашек Ниндзя. Читать по слогам на уроке, а не «Педагогическую поэму» на перемене. Носить платьица, которые привозила мама, а не пятнистые майки и кепки козырьком назад. И улыбаться чаще – всем.

А с появлением Туманова пропасть, и без того глубокая, превратилась в непреодолимую. Только с Аделькой у них оставались общие интересы. Та тоже бредила Москвой, концертами и артистами. Правда, всеми подряд, лишь бы популярные были. Мечтала стать певицей, а на выпускном, говорят, даже пела перед всей школой.

Окончательно отношения с классом у Сашки испортились в последний учебный год. Все ходили злые – свалившийся единый экзамен основательно трепал нервы и учителям, и выпускникам. Сашка готовилась к поступлению в медицинский и откровенно забила на все предметы, которые не требовалось сдавать в медвуз. Даже любимую прежде историю пропускала. Некогда. И незачем. В освободившееся время зубрила биологию и химию. Вот и получилось, что о сборе денег на выпускной она узнала в последний момент. Собирали по тысяче: на украшение класса, на ленты, шары, на подарки учителям и на кафе. Говорили, там даже шампанское будет, всё по-взрослому. Тысячу рублей стоил праздник окончания детства. Ровно тысяча рублей лежала у Сашки в копилке. И ровно месяц оставался до того, как она должна была превратиться в билет на концерт Туманова. Первый в её жизни «настоящий» концерт в Москве, куда она поедет поступать в институт. Так удачно, что он объявил бенефис именно в дни вступительных экзаменов. Оставалось ещё накопить на цветы.

Вопрос, что выбрать, для Сашки даже не стоял. Она попробовала заговорить с родителями о выпускном, но реакция оказалась предсказуемой.

– Тысяча рублей? Они с ума посходили? В доме копейки лишней нет! – визжала мама.

– Вымогательство! – вторил ей отец. – Да я в прокуратуру напишу! Права не имеют!

Права не имели. Но и обязанности приглашать Сашку в кафе, за которое она не платила, не имели тоже. Обидно было, что не позвали даже на последний звонок. А аттестат Сашка получила у классной руководительницы. И Всеволод Алексеевич на записи пел для неё три ночи подряд. Дольше расстраиваться Сашка себе не позволила: самое главное – институт, Москва и концерт Туманова – было у неё впереди.

На всё время экзаменов Сашка поселилась у тёти Маруси, дальней родственницы отца, которую она и в глаза никогда раньше не видела. Но тётя Маруся жила на Воздвиженке, и отец рассудил, что нечего тратить деньги на дорогу, мотаться туда-сюда. Передал с Сашкой подарок, он же плата за постой – бутылку самогона. Тётя Маруся окинула скептическим взглядом сначала бутылку, потом Сашку, хмыкнула и указала на прислонённую к стене раскладушку:

– На балконе разложишь. Мужиков не водить. Комендантский час в десять. Придёшь позже – не пущу. Ишь ты, племяшка!

Сашка её даже не слушала. Подумать только, она в Москве! Одна!

– А Коля всё пьёт? – продолжала тётя Маруся. – Эх, говорила я Зинке-покойнице, не выйдет из него толку.

– Зинке? – рассеянно переспросила Сашка, поглядывая на часы – половина одиннадцатого. Сейчас быстро в деканат, сдать документы, узнать расписание консультаций, и на Театральную, к кассам. Концерт только через три дня, но вдруг билетов уже не осталось? Да и надёжнее, когда заветный кусок картона лежит у тебя в кармане.

– Бабке твоей, Зинаиде Петровне. Ты что же, совсем родни своей не знаешь? Вот молодёжь пошла!

Сашка, конечно, догадывалась, что где-то, абстрактно, должны были существовать бабушки и дедушки. Но про своих не знала решительно ничего, кроме того, что отцовские родители давно умерли, а мамины остались где-то под Ейском. Где этот Ейск находится, Сашка даже не подозревала. Да и не сильно хотела. Если они никогда не интересовались внучкой, почему она должна была интересоваться ими?

Тётя Маша тем временем ушла на кухню и гремела оттуда чашками. Только бы за стол не усадила, с тоской подумала Сашка. Начнётся задушевная беседа с перечислением всех родственников, полдня потеряешь. А у неё дни и так наперечёт. Сашка подхватила свой рюкзак, надвинула кепку на лоб и решительно направилась в прихожую, где остались её кеды. В крайнем случае скажет, что документы принимают только до обеда и надо спешить. Но тётя Маша её не окликнула, пить чай не позвала. И прекрасно!