Шрифт:
– Эти грязные мальчишки привязали мамин кулон к детенышу агути и напугали его, чтобы бежал в лес. Я должна была вернуть его.
– Какие мальчишки? – оглянулся Пьер, но тех уже и след простыл. – Ты правда догнала агути в лесу и поймала его?
Он оглядел Коринн с ног до головы, вытащил несколько веточек и листочков, застрявших в косичках. И вдруг рассмеялся.
– Я вырастил охотницу! – Пьер поцеловал ее в обе щеки, но после стал очень серьезным. – Ты уже достаточно взрослая, чтобы понимать, почему по лесу нельзя бегать. В кустах могут прятаться дикие животные, Коринн. Поэтому здесь никто не разгуливает просто так.
Коринн оглянулась на заросли и подумала о сияющих желтых глазах и твари, что преследовала ее.
Отец крепко-крепко ее обнял.
– Твое сердце бьется сильнее океанской волны. Что-то тебя напугало? Неужели джамби? – поддразнил он.
В объятиях отца, на ярком свету, Коринн только посмеялась над своим страхом. Она обняла его в ответ и сказала:
– Нет, папа.
– Конечно, нет. Моя девочка ничего не боится, да? – Подмигнув, Пьер стер с лица дочери полоску грязи. – Солнце садится. Пора навестить твою маму. Готова?
Коринн надела кулон и снова почувствовала, как камень коснулся ее сердца.
– Готова.
Вместе с отцом девочка направилась прочь, пока солнце медленно опускалось за горизонт.
Они не видели пары желтых глаз, вспыхнувших на краю леса. Чем темнее становилось, тем ярче они сияли. Глаза провожали идущих по дороге Коринн и Пьера, пока те не скрылись за поворотом. И как только солнце опустилось за верхушки деревьев, а лесные тени коснулись дороги, из зарослей вышли джамби.
2. Кладбище
Коринн и ее отец присоединились к десятку других людей, идущих к кладбищу. Такова традиция кануна Дня Всех Святых – почитать память умерших родственников. Многие люди на острове Коринн верили, что в ночь после Дня Всех Святых умершие обретают силу ходить среди живых. Некоторые говорили, что духи и джамби рыщут по округе, чтобы отомстить тем, кто причинил им зло. Из них жители острова сильнее всего боялись джамби. В историях, которые передавали из уст в уста, говорилось, что джамби живут среди людей, прячутся в тенях и терпеливо ждут подходящего момента, чтобы напасть, потому что они – чистейшее зло. Многие верили в них, но Пьер учил Коринн, что духи и джамби – ерунда. Поэтому, хотя некоторые дети жались к своим родителям, Коринн не боялась. Она проскочила вперед всех и затянула песню:
Ти-донг, ти-донг, ти-донг.Жаба голос подает.Лягушка скачет, скачет, скачет.А жаба голос подает.Несколько самых смелых детей присоединились к ней:
Ти-донг, ти-донг, ти-донг.Жаба голос подает…Когда процессия приблизилась к церкви, песня стихла. Дети вернулись к своим родителям, и Коринн почувствовала, как большая ладонь отца сомкнулась вокруг ее руки. Свежий морской воздух играл с его длинными заплетенными волосами, и резкий запах соленой воды доносился от влажных сандалий при каждом шаге. Кожа на ладони была теплой и грубой после многих лет работы в море, где он затаскивал в лодку сети, полные рыбы.
На вершине невысокого холма показалась старая каменная церковь. Коринн же смотрела на выбеленные надгробия и деревянные кресты на кладбище по соседству. Ее взгляд скользнул по толпе. Лорен шел рядом с матерью: оба с подрумяненной солнцем кожей и широко раскрытыми глазами. Лючия и ее братья шли впереди матери и отца. Мама Лючии тяжело дышала и старалась не отставать, хотя ей было тяжело из-за раздувшегося живота, в котором до поры прятался новый брат или сестра Лючии.
– Знаешь, я помню ее, – сказала Коринн Пьеру. – Помню маму.
– Правда? – с улыбкой спросил Пьер.
– Она заплетала волосы в толстые черные косы, и они спадали до середины спины.
– Как у тебя?
– Точно как у меня, – сказала Коринн с улыбкой. – И ее кожа была темно-коричневого цвета. Как земля.
– Как и твоя! – сказал Пьер.
– Да. И ее глаза были такими же большими и яркими, как солнце.
– Хм, и как ты все это помнишь?
– Ты же рассказывал мне о ней каждый день, папа! – ответила Коринн.
Смех Пьера смешался с шепотом волн, откатывающихся обратно в море. Пьер и Коринн ускорили шаг и вошли на церковный двор как раз в тот момент, когда закат накрыл окружающий мир вуалью оранжевого света.
– Оранжевая магия, – одновременно произнесли Коринн и ее отец.
– Любимое время дня твоей мамы, – прибавил Пьер, и его глаза наполнились слезами.
– Значит, мы как раз вовремя, – сказала Коринн.
Она сжала отцовскую ладонь и повела его мимо людей, уже прошедших на маленькое кладбище, зажигавших свечи и укладывающих цветы. В углу, около молодого деревца, стоял деревянный крест. Пьер провел пальцами по вырезанной на нем надписи.
НИКОЛЬ ЛА МЕР
ЛЮБИМАЯ ЖЕНА И МАТЬ