В книге автор рисует картину рождении города Красноярска в 1628 году, когда казаки-первопроходцы под предводительством атамана Андрея Дубенского прибыли на Енисей и заложили острог. Автор использует архивные документы, что дает возможность более точно воссоздать быт и жизнь тех далеких лет, делает рассказ интересным и поучительным.
Для младшего школьного возраста.
Ставление города у Красного Яра
Напрягая жилистые руки, Федька раз за разом дергал пеньковую веревку — из воды комлем вперед лезло лиственничное бревно. По пояс мокрый, увоженный в смолье, песке и глине, Федька, оступаясь на галечном берегу, тащил тяжелую лесину. Наконец остановился и утер пот с лица. Дальше одному тащить было не под силу. Федька огляделся.
Вон они, казаки, кто с чем — с топором, с теслом, с пешней, с напарьем [1] , с заступом.
По всему берегу Енисея рассыпалась его сотня. Стучат топоры, отесывая бревна. Белая щепа устлала берег, ровно кто больших рыбин накидал, из сетей вытащенных. А на яру скрипят вороты, втягивая бревна наверх. И тож топоры стучат.
Уж которую неделю идет острожное ставленье.
Великий труд — острог [2] ставить, да еще в земле незнаемой.
1
Напарье — сверло, бурав с коловоротом.
2
Острог — крепость, укрепление.
Когда сюда шли, всего ждали. Но пока бог миловал, все было ладно. Качинские иноземные люди не трогали казаков да еще помогать обещали. Встретили их, казаков, на пути к Красному Яру, Тюлькиной землицы [3] князцы — Татуш и Абытай, уже за Порогом [4] это было, лошадей давали — лес на острог возить. Да лошадей все одно мало. Спешит воевода Ондрей Анофриев сын Дубенской [5] до осени острог поставить, пока дни погожие.
3
Тюлькина землица или Качинская землица — земли, лежащие в районе впадения Качи в Енисей.
4
Порог — так называли тогда Казачинский порог.
5
Здесь и далее приводится написание Дубенской, а не Дубенский, как пишется сейчас. Автор оставил прежнее написание для сохранения общего стиля языка той эпохи.
Федька еще раз огляделся: сзади горы и лес-тайга. Впереди, за Енисеем, опять же горы. И с боков. И кругом тайга. А что и кто в тайге той: друг ли, ворог или только зверь лесной — неведомо.
Облизав обветренные, потрескавшиеся губы, Федька крикнул:
— Эй, казачки! Подсоби кто.
От одной кучки служилых, что сгрудились у воды вытягивая на берег большой дощаник [6] , отделился дружок Федькин, казак его же сотни Афонька. В нем, как и в Федьке, трудно было и казака-то признать. В рваных холщовых портах, завернутых выше колен, в холщовой же рубахе без опояски, от солнца черный весь — мужик да и все.
6
Дощаник — большая плоскодонная лодка, поднимавшая до двадцати человек.
— Чего, Федя, подсоблять-то?
— Да вишь вот, лесина. Не управлюсь один.
— Эк сколь лесин натаскали, и все мало, — проворчал Афонька.
— С тыщу, поди, приплавили? — спросил Федька.
— Боле. Тыщу и еще два ста. Ну, давай, взяли!
Они положили веревку на плечи и, согнувшись, разом навалились. Тяжело переступая, хрипя надсадно, поволокли. И вот бревно легло в ряд с десятками других.
— Тяжело, — выдохнул Афонька.
— Ага, черт — не лесина!
Афонька с Федькой присели около бревен. Уж очень ноги гудели, и руки ныли, и спины ломило.
— Стемняет скоро, — сказал Федька.
— Угу, — кивнул Афонька.
— А чо, Афоня, сколь еще… — утираясь подолом рубахи, начал было Федька, но не договорил.
— Слушай! — разнесся зычный голос с высокого яра, где самый острог ставили.
— Слуша-ай! Слуша-ай!! — подхватили еще голоса.
— Атаманы кличут. Слышь, Федя?
— А может, что воевода огласить хочет?
— Все едино. А ну…
Казаки поднялись и двинулись прочь с берега, по которому тянулись на скликавшие голоса и другие — по двое, по трое, по одному. Шаг их был тяжел — устали казаки за день. Мелкий камень визжал под ногами.
Афонька с Федькой по тропе поднялись на крутой угор. Ветер был здесь сильнее. Он затрепал подолы, вздул рубахи пузырями, разметал волосы непокрытых голов.
Хоть и привычно, а всякий раз на кое время останавливался любой казак, поднявшись на угор. Остановились и Федька с Афонькой, потому — было поглядеть на что.
Прямо перед ними, на мыске, что речка малая Кача, вливаючись в Енисей, образовала, вздымались стены острога, еще до конца не доведенные. Они еще виднелись в притухающем свете дня, белея ошкуренными палями [7] . Ладно сложенные, они тянулись по четырем сторонам. Пять башен — две проезжие да три поменьше, на столбах ставленные, возвышались над стенами.
7
Пали — очищенные от коры и опаленные на огне для крепости бревна, из которых ставились стены острога.
Может, и невелик был острожек — сажен пятьдесят-шестьдесят по каждой стороне, да дорог казакам: потому, первое, — сами ставили его, а другое — дале их никого из русских людей не было в сих местах.
Федька с Афонькой постояли, полюбовались.
— А еще много ладить, — молвил Федька. — Обламы [8] ставить, да ров копать, да вал сыпать.
— Много, — согласился Афонька.
И они пошли к становищу, где горели костры, двигались в сумраке тени. Доносился гомон людской. Пахло варевом.
8
Облам — выступ в городской крепостной стене.