Джон вел свой самолет в плотном строю, навстречу красному закатному солнцу, которое садилось в низкие мрачные облака. «Скайхоки» летели, почти касаясь верха этой темно-синей пелены, на высоте чуть менее полутора миль. «Внизу, наверное, уже совсем сумерки наступили. И снег идет. Резко в этих краях меняется погода» — не совсем к месту подумал Джон. По прогнозам метеорологов, нижняя граница облачности со снегом, на удивление быстро сменившей солнечный день, была на уровне 1000–1400 футов. Для возможностей прицельно-навигационного оборудования штурмовика А-4С, применяющего метод групповой атаки с боевого разворота, даже в сомкнутом строю, это было чересчур, и поэтому группе был придан лидер, новейший штурмовик А-5В «Виджилент». Его задача было вывести группу точно на цель, тщательно соблюдая маршрут и время его прохождения. Демонстративная группа из четырех «Крусейдеров» должна была перед этим же моментом «выманить» русские ракеты на пуск. Важным условием было полное соблюдение радиомолчания, чтобы не выдать ударную группу раньше времени. Выход в эфир производил только лидер группы, давая кодовые команды на изменение траектории полета группы и набор высоты для атаки. Помехи на этот раз решено было ставить только после начала пикирования ударной группы, чтобы не забивать команды лидера. Демонстративная группа тоже несла вооружение, и после маневрирования, обеспечивающего сход вражеских ракет, должна была атаковать этот район. Вдобавок, сейчас возле побережья, барражировала восьмерка «Скайредеров», которая по команде с КП авианосца тоже прибудет в район упрямо огрызающихся русских зенитчиков, чтобы подчистить все, что останется после «Скайхоков» и «Крусейдеров». Одним словом, после удара доблестных пилотов US NAVY ничего на позициях русских ракет не должно остаться, кроме обломков и трупов. Так сказал на предполетном брифинге командир авиакрыла. Самих пилотов интересовало только одно, какую цену им придется заплатить за это.

Командир седьмого дивизиона не «купился» на демонстративный вход в зону поражения двух целей, на большой высоте и максимальной дальности. Такой фокус американцы уже проделывали в предыдущем налете, и для советских ракетчиков он заканчивался печально. Сцепив зубы, он приказал ждать, когда появиться ударная группа по его душу. И она появилась. Но когда она появилась, он понял, это все, конец. Десять самолетов, атакующих его позиции, дивизион не успеет сбить даже теоретически. Но, не смотря ни на что, все расчеты оставались до конца, выполняя свой долг. Им удалось сбить головной самолет, поразив его двумя ракетами, когда он только начинал заваливаться в пикирование. Еще они успели выпустить две следующих ракеты, которые только что перегрузили с подъехавшей ТЗМ. Командир, зашедший в кабину управления, еще держал в руках паспорта этих ракет, всунутые ему номером расчета ТЗМ, как на позицию дивизиона спикировал, вываливая бомбы, первый штурмовик. Когда перестали свистеть осколки и кабина прекратила ходить ходуном от близких разрывов, командир с трудом поднял голову. Внутри СНР-125 заволокло дымом, люди из расчета наведения валялись на полу изломанными куклами. Но свет внутри горел, и каким-то странным образом цепи питания уцелели. Майор попытался встать, но правая нога его не совсем слушалась. Он дополз до кресла оператора наведения, по дороге оттолкнув обмякшее тело. Втащил на руках себя в кресло, чуть не потеряв сознание от пульсирующей боли в ноге. Новая порция разрывов, на позиции пусковой установки N4 чуть не сбросила его с кресла, толкнув в спину тугим кулаком через распахнутую и покореженную дверь. Из ноги, толчками, вытекала кровь, но майор, не обращая ни на что внимания, всмотрелся в работающий экран. По странной иронии судьбы, все кабели и аппаратура, обеспечивающая управление, еще работала. Запущенные несколько секунд ранее ракеты так и шли прямо, «висев» в канале ручного наведения. Майор, с трудом, но рассмотрел это на экране, плотно забитом помехами. Он быстро нажал на пульте несколько клавиш, стараясь не потерять сознание от боли в ноге. В голове уже ощутимо шумело, он понимал, что, если не перевяжет ногу, то скорее умрет от кровопотери. Но счет уже шел на секунды. «Вырезав» на экране конкретную зону, майор дал максимальное разрешение, приблизив картинку и уменьшая помехи. Так, можно попытаться достать концевого. Одна ракета сошла из-за слишком больших перегрузок, но вторая послушно довернула навстречу метке, тоже уже начавшей пикировать на цель. В ушах шумело все больше, глаза временами застилала красная пелена, но он успел увидеть, как две отметки совместились в одну. «Цель поражена»— прохрипел он самому себе, перед тем, как окончательно провалится в темноту. Новой порции разрывов на позиции дивизиона он уже не слышал.

«120» летела, наслаждаясь непривычной свободой. Несколько секунд назад, новые, незнакомые ей люди торопливо задвинули ее на стрелу пусковой установки, спеша и матерясь, подключив ее к кабелям пусковой. Рядом также устраивалась ее давняя, знакомая еще по заводу соседка, «119». Наконец, люди развернули установку, направив ее носом в небо. И сейчас, вместо темно-зеленых тесных стенок транспортной тары, так надоевшей ей все это время с момента ее появления, ее окружало свободное, пьянящее своей пустотой, пространство! Младший брат основного двигателя, стартовик, разогнал ее до немыслимой ранее скорости, она и подумать не могла, что может лететь так быстро. А сейчас основной двигатель, сгорая сам, все гнал и гнал ее дальше. Уже давно перейден был звуковой барьер, и сейчас она летела в полной тишине, почти на трех скоростях звука, оставляя рев двигателя и гром раздвигаемого воздуха где-то там, позади, вместе с серо-белым шлейфом сгоревшего топлива. Она летела, никем не управляясь, люди, которые ее отправили в такой замечательный полет, казалось, позабыли про нее. Только ее автопилот, сам, иногда слегка парировал рулями и элеронами ее отклонения от заданного направления. Нельзя же подводить таких хороших людей. Она уже отчаялась ждать, когда блок радиоуправления и визирования УР-20, наконец, ожил и выдал какие-то команды. Повернуть влево? Она повернула, хотя уже и с трудом, ее сердце, маршевый двигатель уже погас, и она начала терять энергию. Ей едва хватило располагаемой перегрузки на такой крутой маневр. Скорость ее начала падать, сейчас она едва превышала 2 Маха. Но тут разнесенные антенны радиовзрывателя наконец-то выдали сигнал. Радостное возбуждение охватило «120», на какие-то доли секунды она почувствовала ощущение, которое у людей сравнимо с экстазом. Все, труд и усилия людей, все это было не зря! Она, «120», оправдала надежды и чаяния тех, кто сидел за расчетам и чертежами, допоздна задерживаясь на работе. Тех, кто ковал, отливал, точил, фрезеровал, паял все детали и узлы ее организма. И она расцвела диковинным, большим, ярким цветком взрыва в сумеречном промозглом небе Камчатки, благодаря всех, кто создал ее.

Джон Маккейн перевел свой «Скайхок» в пикирование. В смутном небе едва угадывались факелы двигателей впереди идущей пары. Земли еще не было видно, но она явно там была, и там была его цель, это показывали вспышки разрывов, просвечивающих сквозь облака. Значит, первая пара уже только что отбомбилась. Внезапно какое-то движение снизу и справа привлекло его внимание. Повернув голову, он, мгновенно вспотев от страха, увидел, как навстречу ему стремительно летят две белых молнии. Они, казались, поднимаются вверх на шлейфах из грязно-серого дыма. Все дальнейшее заняло несколько секунд, но Джону, казалось, что это длиться целую вечность. Зенитные ракеты, а мозг Джона услужливо сообщил ему, что именно они, казалось, проходят в стороне, стремительно летя мимо. Но как раз в почти тот момент, когда шлейфы, стоящие за ними, резко оборвались, они начали поворот в его сторону. Одна, впрочем, как будто передумала, и унеслась куда-то вверх, но вторая упорно шла на «Скайхок» Джона, стремительно вырастая в размерах. Все это происходило так быстро, что тело Джона не успевало среагировать на панические сигналы, которые выдавал его мозг, впечатленный происходящим. Его левая рука еще только начинала тянуть вбок ручку управления, чтобы отвернуть самолет от приближающейся смерти, а правая только потянулась пальцами к кнопкам аварийного сброса бомб, как ракета проскочила мимо, буквально совсем рядом. Не успел Джон обрадоваться этому факту, как она разорвалась, в нескольких метрах от его хвоста. «Скайхок» Джона содрогнулся от многочисленных ударов осколков, сразу загорелись несколько аварийных транспарантов, двигатель, получивший основной сноп осколков, сразу заглох и загорелся. Но все это Джон видел уже мельком, когда он дергал ручки катапульты. Она, слава богу, сработала штатно, и Маккейн вылетел прочь из разваливающейся машины. От перегрузок он на какие-то секунды потерял сознание, и когда он вновь обрел способность соображать, вокруг была лишь белая пелена. «Облака, я попал в нижний слой облачности»— сообразил Джон. Но по метеосводке нижняя граница около 1200 футов, значит, скоро он должен увидеть землю. Как по заказу, пелена истончилась и пропала, Маккейн смог, наконец, видеть, куда ветер несет его парашют. Увиденное его не очень обрадовало, сначала под ним промелькнули позиции зенитной батареи, испятнанные свежими воронками, потом горстка каких-то деревянных домиков. Но ветер упорно тащил его на юго-запад, в сторону ровной, как стол, заснеженный поверхности. «Черт, черт, черт, это же озеро! Уже замерзшее, как его называют, Khalactyrka!» — промелькнула догадка у Джона. Но парашют уже опустился совсем низко и Джон, запоздало подумав, что лед на озере, наверное, еще совсем тонкий, плюхнулся на озеро. До ближайшего берега было уже сотня ярдов, не меньше. Догадка Джона подтвердилась, в следующее мгновение лед под ним проломился, как хрупкое стекло. Хорошо, что он в последнее мгновение догадался отстегнуться от парашютной системы, и парашют, гонимый порывами ветра, оторвался от Джона, вместе креслом и висящим под ним НАЗом. Потом кресло тоже проломило лед и его накрыло частью купола парашюта. Джон, мельком бросивший взгляд в ту сторону, поежился. Если он был там, он бы ни за что не выпутался бы в ледяной воде из путаницы парашютной ткани и строп. Но в следующий момент ему стало не до этого, ему пришлось отчаянно бороться за свою жизнь. Ледяная вода быстро проникала во все малейшие щелочки летного комбинезона, сам комбинезон тоже постепенно намокал и начинал тянуть его ко дну. Джон отчаянно барахтался, пытаясь как-то плыть или вылезти на лед. Но лед под ним, едва он начинал на него, высовываясь, ложиться, проламывался. А для того, чтобы плыть, лед уже был слишком толстый, приходилось сначала руками его ломать. Голова, плечи и руки Джона от таких усилий сразу намокли, а потом начали обмерзать, добавляя ему лишние килограммы, которые неумолимо тянули его вниз. Все это требовало неимоверных усилий, и Джон начал слабеть. Он решил, что все, он так и погибнет тут, утонув в этом чертовом озере, как крыса, но тут его нога зацепилась за дно. Черт, он чуть не утонул, пытаясь вылезти на лед или плыть, а можно было просто идти по дну, тут же совсем мелко! Действительно, Джону невероятно повезло, он попал на галечную отмель в озере. Глубина в этом месте была примерно по шею невысокому Джону. Дальнейшее он помнил как в тумане. Шаг, еще шаг. Руки, которые он держал поднятым вверх, ломают новую порцию льда. Они очень тяжелые, намокший комбинезон на воздухе сверху покрылся ледяной коркой. Она с трудом ломается, и это требует дополнительных усилий. Шаг, еще шаг. Очень хочется опустить руки, но он понимает, если он это сделает, сил снова поднять их у него не будет. Шаг. Дно поднимается, или это только кажется его усталому организму? Нет, не кажется, глубина ему уже по грудь, уже легче, но боже, как он устал! Когда Маккейн выбрался на берег, его ноги подкосились, он с трудом мог только ползти. В голове плыло и шумело, он с трудом увидел впереди идущих к нему людей в советской военной форме. Приподнявшись, он смотрел на них, а они, окружив, рассматривали его. Один из них произнес удивленно:

— Надо же, из озера выбрался. Живучий какой.

— Забираем? Или здесь оставим, все равно скоро замерзнет? Спросил его другой.

— Командир сказал, надо забрать даже труп, а здесь он живой. Конечно, заберем, может что расскажет, если выживет.

Звуки чужой речи немного привели Джона в сознание. Он приподнял туловище, вспомнил про пистолет, который был у него в кобуре и потянулся правой рукой к поясу. Но это движение не осталось без внимания.

— Ты смотри, какой шустрый попался! Перед глазами Джона мелькнул приклад карабина, в следующее мгновение удар поверг его в беспамятство. Последнее, что он услышал, были слова:

— А ты не слишком его?

— Не, я вполсилы. А если и подохнет, туда ему и дорога.

Говорит радио Елизово. Сегодня второе ноября 1972 года. Камчатское время двенадцать часов ноль минут. В этом году исполняется десять лет с момента окончания Большой войны, а сегодня мы отмечаем день, памятный каждому жителю Камчатки — день начала американского десанта. И у нас в студии летчик, полковник Харисов Александр Назипович, бесспорно, положивший начало этой победе. Именно отчаянная атака небольшой группы наших самолетов под его командованием и положила начало разгрома американцев. Александр Назипович, какой у Вас тогда был позывной?

— Он и сейчас такой же. Хан.

— Расскажите нашим слушателям подробнее об этом бое.

— Я летчик, не писатель. Простите заранее, если что не так скажу.

— Ничего страшного, нашим слушателям будет интересно услышать рассказ именно летчика, участника тех событий. А писатели вас поправят, если захотят написать про этот случай. Рассказывайте, прошу вас.

— Надо было нанести удар по шести десантным кораблям, вокруг которых шло боевое охранение в виде кругового ордера из семи кораблей, головной ракетный эсминец «Мэхан» DDG-42 с зенитным ракетным комплексом «Терьер», с максимальной дальностью пуска тридцать шесть километров. Самый опасный, у остальных фрегатов и эсминцев были только зенитные пушки. Там еще были корабли, вертолетоносец «Иводзима» с охранением в виде крейсера и двух эсминцах, но так получилось, что они проскочили севернее. За день до этого, первого числа, американцы фактически уничтожили нашу главную защиту, 191 зенитно-ракетную бригаду. И из наших РЛС уже остались целыми считанные единицы, сплошного контроля не было. Мне дали всего два бомбера и две пары МиГов, хотя в нашем замысле была еще одна демонстративная группа. Просто уже больше самолетов не было, до этого наш полк понес большие потери, а из состава восемьсот шестьдесят седьмого минно-торпедного полка вообще только эти два Ил-28 и остались.

— Как только два? Ведь минно-торпедный полк, это почти три десятка бомбардировщиков!

— Сточились эти три десятка, почти в ноль, всего за три боевых вылета. Первые два по южной авианосной группе адмирала Фелта, третий по авианосной группе адмирала Холлуэя. Ведь их как приманку подставляли, иначе к авианосцам не прорваться было. А у этих ребят почти все семьи перед войной в Николаевке жили, на которую утром 28 октября американцы полмегатонны сбросили. Они еще рапорты все писали, чтобы им разрешили действовать, как японским камикадзе в ту войну.