— Дай! — сказал он, протягивая руку.

Трудно сказать, почему этот человек получил столь странное имя. Уж наверное не из-за привычки слишком часто пользоваться мылом. Возможно, просто его кожа была цвета дешевого желтовато-корчиневого хозяйственного мыла для стирки. У него было почти безупречно круглое лицо, возвышавшееся над широким, плоским, выпирающим далеко вперед подбородком. Срежьте нижнюю часть глобуса, и вы сможете получить наиболее точное представление о том, что представляла собой голова Обмылка. Челюсть казалась самой широкой её деталью. Все остальное, находившееся выше, постепенно шло на убыль, а оттопыренные уши торчали под некоторым углом к черепу именно в том месте, где он начинал наиболее резко сужаться кверху.

При взгляде в профиль четко выделялась все та же самая линия. У самого основания голова была гораздо шире, чем в любой другой её точке. Нос казался несущественной деталью, хоть и выступавшей немного вперед, но не настолько, чтобы прервать или видоизменить изогнутый контур, разве что в минуты наибольшего душевного волнения крупные, впалые ноздри начинали гневно раздуваться. Впавшие глазки глядели из-под низко нависшего и сильно скошенного назад лба, как будто природа ничуть не заботилась о том, чтобы оставить достаточно места в той части черепа, где обычно располагаются мозги.

Подобное сложение наилучшим способом подходило для защиты. Любой боксер, пожалуй, позавидовал бы такой замечательной голове. Куда здесь бить? Только если в челюсть, которая сама по себе была такой крепкой, что подобный удар для Обмылка был бы не более чувствителен, чем если бы его огрели по непробиваемому темени. Истинным довершением столь притягательных черт была густая, черная шевелюра коротких, вьющихся волос, которые словно стелились по голове, создавая впечатление крохотного парика, натянутого на загорелую лысину.

Остальное телосложение Обмылка было строго выражено все в том же несуразном духе. Рука, протянутая вперед в надежде получить обещанный джин была толщиной с бедро нормального человека. Широченная ладонь заканчивалась длинными, толстыми пальцами, которые были словно обрублены на концах.

Он не вышел ростом, не дотягивая несколько дюймов до шести футов. Но башмаки огромного двенадцатого размера ему были все равно малы, а потому для большего удобства кожа на мысках была срезана, и из образовавшегося выреза торчала наружу часть ступни.

— Обойдешься без джина, болван! — сказал Майк Джарвин, с довольным видом разглядывая монстра. — Обмылок, имей совесть! Ты дрыхнешь уже двадцать два часа к ряду. Тебе не пора вставать?

— Черт! — пробормотал Обмылок. — А джина нет?

Он повалился обратно на койку, оставаясь лежать на боку, не поднимая ног с пола, изогнувшись самым неестественным образом и снова закрыл глаза, собираясь заснуть.

Джарвин поднял ногу и с силой пнул спящего по ребрам.

— Обмылок! Конь!

Обмылок открыл глаза, и недовольно мыча спросонья, снова принял сидячее положение.

— Ну и что? — сказал он наконец.

— Конь, Обмылок!

— А-а-а? — прорычал мулат. — Уже нужно? Ты хочешь, чтобы я привел коня, который сможет выдержать мою тушу?

— Именно это мне и надо от тебя, болван.

Обмылок встал с кровати, взял лохань с водой и плеснул себе на голову. Наскоро утеревшись полотенцем, он, наконец, распрямился во весь рост, не обращая внимания на многочисленные капли воды, скатывавшиеся по его спине и груди.

— Расскажи, где это, — сказал он, — и гони монету! — А потом, немного помолчав, хищно добавил: — Так значит, конь под мою тушу!

— Именно, — нетерпеливо подтвердил Джарвин. — Ты что, не выспался?

— Я за три дня глаз не сомкнул, — возразил Обмылок. — Как я мог выспаться? Где я тебе возьму такого коня?

Джарвин попятился к двери.

— Здесь неподалеку есть конь, который смог бы вынести тебя, — сказал он, — но только покупаю я его совсем для другого парня.

— Не для меня? — уточнил Обмылок, одной рукой хватая массивный стул и поднимая его с такой легкостью, как будто это была пушинка.

Джарвин выскочил за дверь, но Обмылок, очевидно передумав, лишь грустно вздохнул и поставил стул на место.

— Ну, ладно, — сказал он. — Хоть на обратно пути прокачусь на нем. Куда ехать?

— Это гнедой жеребец по кличке Лэрриби, хозяина зовут Уизнер. До его ранчо часа два езды отсюда.

— Ну вот, — разочарованно протянул Обмылок. — Тащиться в такую даль. А что я с этого поимею?

— Вот здесь две тысячи. Приведешь жеребца, а сдачу можешь оставить себе!

Оставив на столе пачку банкнот, Джарвин быстро развернулся и вышел в ночь. Но затем все же позвал:

— Обмылок!

— Угу? — хмыкнул тот в ответ.