– Да какое тебе дело до того, курю я или нет? Ты не охренел вмешиваться в чужие дела, Хэллебор?

Коул пожал плечами.

– Это тебе за нос. До сих пор болит.

Он закрыл окно, слегка отпихнув меня, и, смерив взглядом янтарных глаз, ушёл к себе. Если бы он мог хлопнуть дверью, я уверен, что услышал бы это.

– Прекрасно, – я говорил насмешливо, так, чтобы Коул почувствовал. К сожалению, истерика тоже не заставила себя ждать. Но я быстро подавил желание рассмеяться и постарался успокоиться.

– Отлично. Отлично! Я спать. Всё для тебя, дорогой сосед. – Злость и невысказанные колкости рассеивались по полу и стенам в тишине и медленно исчезали в ночи. В её спокойствии. Я зло фыркнул и расслабился.

Коул перевернулся в своей постели.

– Спасибо, что спас мне жизнь.

Повернул голову к шторе. Как будто могу увидеть его там. Как глупо.

Я облокотился на подоконник.

– Ты бессмертный, придурок.

Он помолчал.

– Умение беречь жизнь и делает нас людьми даже тогда, когда мы бессмертны, Олеан. Именно поэтому ты уже не человек.

Я почувствовал боль где-то внутри. Кажется, это пустота укусила за печень или сердце – точно не поймёшь. Я закрыл лицо ладонью. Прочь, прочь.

– О, – не уверен, был голос слишком тих или слишком резок. – Так вот почему я сильнее вас всех.

Коул не ответил.

Ты любишь цветы, которые никогда не полюбят тебя. Ведь ты их сорвал. Ты любишь себя, но никогда не полюбишь отражение в зеркале. Ведь ты себе врал.

Ты любишь снег, зная, что он скрывает грязь. Ты любишь и ненавидишь прошлое, потому что ты знаешь о нём.

Ты помнишь худшее, потому что лучшее слишком сладко. А ты любишь горький чай.

Ты любишь солнце. Не потому, что оно светит: потому, что умрёт.

В отличие от тебя, не так скоро.

Ты любишь небо, потому что небо не затянуто тучами.

Ты ненавидишь тучи, потому что любишь дождь. Который никогда не пойдёт.

Никогда не пойдёт? Никогда не пойдёт.

Ты терпишь их, потому что они терпят тебя. Они разрушают, как делают дети. Ты созидаешь, как делают звёзды. Ты молчишь, потому что ты накричался.

Ты молчишь, потому что ты не умеешь говорить.

Ты говоришь, потому что ты не умеешь это делать.

Ты ломаешь замок на свитере, потому что не можешь иначе починить его.

Ты ломаешь, потому что не можешь скрепить.

Ты скрепляешь ради того, чтобы снова испортить.

Ты идёшь, потому что не можешь бежать. Ты не падаешь, потому что не можешь встать.

Ты веришь, потому что не хочешь знать. Ты знаешь, потому что ты устал думать иначе.

Ты любишь цветы, потому что ненавидишь мёртвое.

Ты делаешь их мёртвыми, потому что срываешь.

Ты.

Я проснулся под вечер. Мы сходили на ужин, который кое-как сумели организовать после случившегося прошлой ночью пожара. И, вернувшись в комнату, я читал. Хэллебор чертил что-то, как обычно.

Мы не разговаривали.

Я всё ещё листал книгу, когда в комнату постучались и вошли, не особо дожидаясь приглашения. Я увидел рыжую макушку и большеватую майку с изображённым на ней перевернутым крестом. Руки парня были полностью изрезаны.

Аарон Мейерхольд. Кажется, как-то так его звали. Я не был уверен.

Я отложил книгу на стол и обернулся к гостю.

– Чем могу помочь? – безэмоционально спросил я, не слыша в голосе никакого оттенка. Он пошарил в кармане, проходя ко мне.

– Говорят, ты продаёшь сигареты, – пожал плечами парень. – Хотел купить. Вот.

Он вывалил на стол горсть монет и смятых купюр. Я поднял очки на лоб и пригляделся.

– Что это? Кроны? – надеюсь, он услышал в моём голосе безразличие.

– Шведские кроны, – подтвердил Аарон. – Я не понимаю, зачем они тебе, в смысле, деньги, но это не моё дело.