По крайней мере один из ваших родителей был тем, кого люди называют эльфами.

К эльфам относились как к тараканам, болотной тине или хлебной плесени. Когда-то, очень давно, они были рабами Первой империи. После ее падения эльфы освободились, но идти им было некуда. С тех пор рабы, превратившиеся в попрошаек, селились в худших городских районах. Безмозглые, словно привлеченные огнем мотыльки, они ютились в выгребных ямах, тянули руки и выклянчивали объедки. И каждый день целовали грязные ноги тех, кто на них плевал.

Ройс ошибся во время того ночного спора, кто хуже, гномы или собаки. Вне всяких сомнений, ему следовало упомянуть эльфов. Просто они находились так низко в его списке, что обычно он про них не вспоминал.

Я едва вижу вас, однако вы без труда видите меня. Проникающего в окно звездного света достаточно, чтобы вы смогли различить цвет моих глаз.

Она была права, хотя не знала этого. Строителям ведомы лучшие способы разрушить здание, а Ройс гордился своим умением разбивать фальшь. Он насквозь видел обман, лесть и фальшивые улыбки. Мыслил логически, и когда что-то не сходилось, знал: в основании кроются песчинки лжи. Но на сей раз все имело смысл, все сходилось. Просто он не хотел признавать истину.

Ройс не помнил своих родителей. Ему сказали, что его бросили младенцем в сточной канаве Ратибора. Другие дети издевались над ним, дразнили эльфом. Он был маленьким и тощим и, без сомнения, обездоленным. В детстве он им верил. Когда повзрослел, понял, что дети ошибались. Эльф – самая презрительная кличка, которую они смогли придумать.

За прошедшие с тех пор десятилетия Ройс повидал столько бесчеловечности, что смирился с тем, что его бросили, как с чем-то обычным, еще одним элементом в закономерном порядке вещей. Вопрос был не в том, как могла мать бросить меня в сточной канаве, а в том, почему не всех детей бросают в грязи? Просто кому-то везло. Его представление о жизни основывалось на вере в жестокость мира, но, сбежав из спальни леди Далгат, он почувствовал, что эта вера пошатнулась. Если она права, это многое объясняет. Ройс по-прежнему не сомневался в бессердечности жизни, однако, может, жестокость распределялась более закономерно. Его бросили не потому, что мир жесток; его бросили потому, что он эльф.

Когда он добрался до лачуги Пейна, священник уловил его настроение и не стал приглашать вора к себе, а вместо этого направил его в «Колдуэллский дом», добавив, что пытался предостеречь Адриана, однако тот все равно туда пошел.

Следуя указаниям Пейна, Ройс отыскал нужный дом, однако не увидел вывески, лишь увитое плющом крыльцо. Возле открытой двери стояли трое мужчин и смотрели, как он спешивается.

– Это «Колдуэллский дом»?

Они проигнорировали его вопрос.

Ройс запрыгнул через перила на крыльцо, и мужчины разбежались.

– Не обращай на них внимания, – произнесла молодая женщина, выходя из темных глубин покрытого плющом дома.

Ройс повернулся к ней, и лицо под копной рыжих волос смертельно побледнело. Глаза и рот женщины широко распахнулись, она взмахнула руками, словно маленькими белыми флагами.

– Чтоб меня! – воскликнула она.

– Нет, спасибо, – ответил Ройс. – Я не в настроении, а ты не в моем вкусе.

Женщина попятилась, спотыкаясь. Реакция ее была странной, но ужас в глазах насторожил Ройса, и он остановился. Ройс помнил ее по дням в «Черном алмазе», пусть только лицо. Ее звали Шпат, и она была вором низшего сорта, рядовым армии «Алмаза», трудившимся в команде в одном из не самых благоприятных районов Колноры. Ройс помнил, что она работала вместе с парнем по прозвищу Блеск, который привлекал толпу фокусами и жонглированием. Разумеется, истинная ловкость рук демонстрировалась за сценой.

Неудивительно, что она испугалась, если вспомнить небольшую войну, которую он объявил гильдии пару лет назад, однако страх на ее лице был свежим. Ройс ожидал удивления, даже ужаса, но Шпат выглядела так, словно ожидала его визита. Она буквально излучала чувство вины, и Ройс последовал за ней в таверну.

Адриан…

Быстро оглядевшись, Ройс не увидел напарника. Возможно, тот удалился в комнату, которую снял для них, но это казалось маловероятным, учитывая наличие бара. Адриану следовало бы сидеть с кружкой и заигрывать с симпатичной…

– Где он? – спросил Ройс.

Шпат продолжала пятиться, но медленно. Сообразительная. Всем известно, что от хищника нельзя бежать, это спровоцирует нападение.

Ройс насчитал в баре еще восемь человек. Знакомая четверка, желавшая вывалять пастора в перьях, сидела за столом, изо всех сил стараясь казаться невидимой, но бросая встревоженные взгляды в его сторону. Еще двое прислонились к столбу, наблюдая. Буфетчик и мальчишка, который, очевидно, работал в таверне, тоже проявляли откровенный интерес.

– Я не знала, что это ты. Клянусь Марибором, я понятия не имела. Если бы знала…

– Продолжай, – сказал Ройс, следуя за ней в зал. – Если бы ты знала… что?

Она поняла свою ошибку и закрыла рот.

– Додж! – позвал один из мужчин у столба.

Еще двое со скрипом отодвинули стулья от стола. Что-то пошло не так. Они поняли, что пьеса разыгрывается не по сценарию. Ройс метнулся вперед, зажал рыжие волосы в кулаке и дернул Шпат назад, подставив ей подножку. Мужчины за столом вскочили, стоявшие у столба двинулись к Ройсу.