Адриан продолжил таращиться на него, но поджал губу, словно говоря: «Неужели?» Потом ответил:

– Ты ведешь себя прилично только из-за нее.

– Из-за меня? – спросила Гвен. Стоя между ними, она крутила головой, глядя то на одного, то на другого, невинная, будто капля росы. – При чем тут я?

Адриан закатил глаза, запрокинул голову и рассмеялся:

– Вы отличная парочка. В вашей компании я словно попадаю в общество незнакомцев – нет, не незнакомцев, противоположностей. Он превращается в джентльмена, а ты делаешь вид, будто совсем не знаешь мужчин.

Ройс и Гвен по-прежнему изображали непонимание.

Адриан усмехнулся:

– Ладно. Пусть отныне этот день будет Днем противоположностей. По этому поводу я собираюсь пересечь Море ароматов, чтобы выпить во Дворце изысканных блюд и чистых простыней.

– Эй! – Гвен с негодованием уперла руки в бедра.

– Да уж! – воскликнул Ройс. – И кто еще ведет себя грубо?

– Прекратите. Вы меня пугаете.

И Адриан ушел. Когда он скрылся в доме, Гвен сказала, не отрывая взгляда от гигантской пузырящейся лужи:

– Я по тебе скучала.

– Меня не было всего несколько дней, – ответил Ройс.

– Знаю. И все равно скучала. Я всегда скучаю. Иногда мне становится страшно – я боюсь, вдруг случится что-то плохое.

– Боишься?

Она пожала плечами:

– Тебя могут убить или схватить, а может, ты встретишь прекрасную женщину и никогда не вернешься.

– С чего тебе бояться? Ведь ты знаешь будущее, – пошутил Ройс. – Адриан сказал, однажды ты прочитала его ладонь.

Гвен не засмеялась.

– Я прочитала много ладоней, – ответила она, посмотрела на вывеску с одинокой цветущей розой, и ее лицо стало печальным.

Ройсу захотелось убить себя.

– Прости, я… я не имел в виду…

– Все в порядке.

Это была неправда. Мускулы Ройса напряглись, ладони сжались в кулаки, и он был рад, что Гвен на него не смотрит. Она видела его насквозь. Для всех остальных он был непроницаемой пятидесятифутовой стеной с острыми пиками по верху и рвом у основания; для Гвен он был незанавешенным окном со сломанной щеколдой.

– Но я действительно тревожусь, – продолжила она. – Ведь ты не сапожник и не каменщик.

– Не тревожься. Сейчас я не делаю ничего такого, о чем нужно тревожиться. Адриан за этим следит. Я возвращаю похищенную собственность, прекращаю междоусобицы… Ты знаешь, что мы помогли фермеру распахать поле?

– Альберт нашел вам работу с плугом?

– Нет, это Адриан. Фермер заболел, и его жена была в отчаянии. Они задолжали денег.

– И ты распахал поле?

Ройс усмехнулся.

– Значит, пахал Адриан, а ты смотрел?

– Я же говорю, он совершает ужасные поступки. – Он вздохнул. – Порой в них нет никакого смысла.

Гвен улыбнулась. Скорее всего она приняла бы сторону Адриана – как и большинство людей. Все считали, что добрые дела – это здорово, по крайней мере, на словах, и на лице Гвен читалось спокойное понимание, словно лишь вежливость заставляла ее молчать. Это не имело значения. Она ему улыбалась – и на мгновение дождь прекратился. На миг выглянуло солнце, и он никогда не был убийцей, а она – проституткой.

Ройс протянул руку, отчаянно желая прикоснуться к Гвен и сохранить это мгновение в ладонях, поцеловать ее улыбку, сделать чем-то большим, нежели мимолетное сияние, которое останется в воспоминаниях меркнущей искрой. Потом замер.

Гвен посмотрела на его руки, затем на лицо:

– Что такое?

Не разочарование ли слышится в ее голосе?

– Мы не одни, – сказал Ройс, кивнув на противоположную сторону улицы, где в тенях у кухонной двери двигались три сгорбленных силуэта. – Поговори со своим буфетчиком. Диксон выбрасывает объедки за дверь, и они привлекают мух.

Гвен оглянулась:

– Мух?

– Эльфов. Они роются в твоем мусоре.

Гвен прищурилась:

– О, я их даже не заметила. – Она махнула рукой. – Ничего страшного. Я велела Диксону отдавать им остатки еды. Надеюсь, он не бросает их прямо в грязь. Нужно поставить бочку или стол.

Морщась, Ройс следил за жалкими созданиями. Их тела прикрывали лохмотья. Насквозь промокшие эльфы напоминали обтянутые кожей скелеты. Кормить их, пусть из добрых побуждений, было жестоко. Гвен давала им ложную надежду. Лучше позволить эльфам умереть. Лучше для них – и для всех прочих.