Общий осмотр: температура, давление, состояние кожи, ногтей и слизистых. Затем короткая оценка психического статуса: отсутствие сознательной речи, понимания, гнозиса, праксиса… даже по тому, как строчит Хавьер в своих заметках, Серхио понимал, каким будет следующий шаг, и, будто заскучав, отвернулся к окну.

Около получаса доктор упорно оправдывал статус лучшего невролога страны, уделяя пристальное внимание каждой детали: черепные нервы, чувствительность, двигательные рефлексы, сосуды… умело орудуя неврологическим молоточком и фонариком, он не оставил без внимания ни сантиметра тела безразличного к происходящему Лаутаро.

После необходимых процедур доктор Армандо произнес:

– Я хотел бы ознакомиться с медицинскими заключениями, составленными моими коллегами.

– Они на письменном столе по левую руку от вас, – сказал Серхио и указал взглядом на переполненный документами стол, – упорядочены по хронологии. Бездарь бриташка, что работал здесь до вас, смог их хотя бы аккуратно сложить.

Доктор облизнул засохшие губы и направился в сторону письменного стола. Однако, когда Армандо проходил мимо кровати, правой ногой он задел массивное изножье, что повлекло неминуемое падение на уже поврежденную руку. По иронии судьбы, комната, которая давно не слышала ничего, кроме трансляций концертов классической музыки, наполнилась истошным воплем врача.

– Твою мать! Святая Дева Мария, как же больно! Сеньор Гарсия, прошу, помогите мне встать! – кричал доктор.

Крики врача прошли сквозь уши Серхио, словно вода через сито. Все его внимание было приковано к сыну, голова которого повернулась в сторону Хавьера, а взгляд излучал предметный интерес к мукам, которые испытывал бедолага.

«Два года! Два долгих года внимание Лаутаро ничто не могло привлечь. Что сейчас происходит? – мысли Серхио бились друг о друга, как рой мух в закрытой банке. – Неужели? Нет, это какой-то бред!»

– Сеньор Гарсия, вы меня слышите? Помогите, по-моему, я сломал палец! – превозмогая боль, с трудом выдавил из себя Армандо.

Медленными, неуверенными шагами Серхио подошел к корчащемуся на полу доктору. Взгляд сына непрерывно следил за происходящим.

– Я должен удостовериться, – убедил себя Серхио. – Доктор, простите.

– За что? Вы…

Не дослушав врача, Серхио нанес увесистый удар ногой по поврежденной руке гостя. Комната вновь наполнилась болью. Серхио обернулся и увидел, что тело его сына повернуто вполоборота и что тот с неподдельным интересом наблюдает, как багровые пятна крови медленно проявляются на белоснежной поверхности бинта, а доктор корчится в муках на полу.

От полученного удара легкие Хавьера выпустили из себя остатки воздуха, не оставив ему возможности произнести проклятья в адрес чокнутого вояки. Серхио бросился в сторону телевизора и начал лихорадочно переключать каналы.

– Не то, не то, не то… ВОТ!

Его выбор пал на исторический канал, где транслировались ужасы Второй мировой войны. Фильм был посвящен зверствам Освенцима и проводимым там экспериментам по изучению влияния химических веществ на человеческий организм. На кадрах документальной хроники было запечатлено, как испытывались новейшие фармацевтические препараты и как заключенных искусственно заражали малярией, гепатитом и другими смертельными заболеваниями. Внимание Лаутаро переключилось на фильм. Он больше не был похож на умалишенного. Он скорее напоминал чем-то чрезмерно увлеченного человека. Через пару мгновений его губы зашевелились в попытке произнести что-то членораздельное.

– Где я? Кто я? – сорвалось с губ больного.

Серхио проглотил ком размером с кулак боксера, застрявший в горле, и произнес:

– Ты – Лаутаро Эрнандес Гарсия. Мой сын. Два года назад ты получил травму головы, после чего потерял способность говорить, двигаться и мыслить. Но теперь это позади.

– Мне жаль вас расстраивать, сеньор Гарсия, – донеслось из другой части комнаты. По всей видимости, нестерпимая боль проиграла проснувшемуся любопытству, и доктор пришел в себя. – То, чему мы стали свидетелями, – не чудо, а лишь последствия пережитой травмы. У вашего сына повреждения префронтальной коры головного мозга. Эта область отвечает за управление мыслительной и моторной активностью, играет главную роль в создании когнитивных схем и планов действий, принятии решений, а также контроле и регуляции социального поведения. Боль, насилие и тому подобные вещи стимулируют поврежденную область мозга, возвращая вашему сыну возможность коммуницировать, но этот эффект не вечен. Мозг придется постоянно стимулировать, иначе сознание опять пропадет в чертогах разума. К сожалению, постоянно стимулировать мозг подобным образом крайне затруднительно, если вообще возможно.

– Доктор Армандо, я заплачу вам вдвое больше оговоренной суммы, если вы поклянетесь забыть, что сегодня произошло в этом доме. Вы никому не расскажете ничего о случившемся, а я, в свою очередь, отправлю рекомендательное письмо в Министерство здравоохранения, в котором буду ходатайствовать о вашем немедленном повышении. Поверьте, у меня остались там влиятельные друзья.

– Сеньор Гарсия, это очень щедро с вашей стороны, но…

– ВОН! – прогремел Серхио, будто пытался приструнить своего подчиненного. Благо опыта у него хватало.

– Как вам угодно, – произнес Хавьер. У него самого давно не осталось никакого желания задерживаться в этом доме. Он поднял свой портфель и, хромая, вышел из комнаты.

– О чем он говорил? – прошептал Лаутаро.

– Это уже не важно.

Серхио наслаждался каждой секундой, пока его сын находится в сознании.

– Доктор сказал, что возвращение сознания несет временный характер? – сам себе напомнил Серхио. – Что ж, у меня родился план, как с этим справиться.

Нехотя Серхио убрал руку с плеча сына и достал телефон. На память он набрал номер, который рассчитывал не вспоминать до конца жизни. После нескольких секунд ожидания он провел один из самых коротких и одновременно самых тяжелых разговоров в своей жизни: