Декану факультета хранителей семейного очага Октопусу Звездунову было не до шуток. Взгляд нервно скользил по характеристикам новоиспеченных и, мягко сказано, навязанных студенток. Две феи, один оборотень и демонесса, к тому же дворянка. Если с дворянством последней девчонки можно было смириться, то с ее демонической сущностью, увы, не хотелось. Звездунов старался не брать на свой факультет демонов.

Лицо, взирающее на него с фотокарточки, вклеенной в личное дело, было юным и нежным. Чувственные губы, широко распахнутые глаза, бледная, почти без румянца, кожа, черные, как смоль, и абсолютно прямые волосы. Очертив пальцем изображение девчонки, мужчина пытался определить род ее магии эмпирическим путем, но все равно терялся в догадках. Демоны потому демонами и были, что их силы не поддавались измерению, вычислению и любым другим логическим операциям. Свои способности, будь то плебей или дворянин, эти сущности держали в секрете и часто-густо не раскрывали их даже своим вторым половинкам. Естественно, тайная перепись и учет этой категории населения в их королевстве велись, но доступ был настолько ограничен, что, скорее всего, сведущим был лишь сам Владыка Дайкирии.

Его одолевали сомнения. На факультете хранителей нет места демону. Однако ректор четко сказала, что Хадиса Кирин поступает под его чуткое преподавательское крыло.

Откинувшись на спинку кресла, этот совсем еще молодой мужчина шумно выдохнул и закрыл глаза. Характеристики демонессы были отличными, как и характеристики трех остальных девушек. Более того, все они были словно под копирку писаны. Приятны, учтивы, интеллигентны, поют, магичат, вышивают, танцуют и могут поддержать мужскую беседу… Все четверо проживали в одной комнате на протяжении четырех лет. В склоках, кознях, драках не замечены. И это все о демоне, оборотне и двух феях… Прям таки адская смесь из института благородных девиц… Оставалось надеяться, что характеристикам можно верить, и что ректор не подсунула ему очень жирную и пакостливую свинью.

Не успел он об этом подумать, как за окном раздался мощный свисток паровоза, оповещающий округу о его прибытии на единственную станцию в этом унылом месте. Октопус печально вздохнул и попытался расслабиться. В конце концов, не все так однозначно. Всегда можно поставить неугодных личностей в неприемлемые для них условия. Гляди, к вечеру проблема сможет рассосаться сама, словно ее и не было.

Сон был из тех редких, пропитанных плотскими утехами и чувственными прикосновениями, которых почти нереально достичь наяву с реальным мужчиной. Сердце билось как бешеное, дыхание было рваным, хотелось стонать и чувствовать жаркое тело все глубже внутри себя. Казалось, кожа плавилась под чужими прикосновениями, пылала адским огнем, даря и блаженство, и боль одновременно. И сколь ярким да желанным было это видение, столь же обидно было понимать, что это всего лишь выдумка подсознания.

Стоило паровозу сбавить ход, как осознание нереальности происходящего проклюнулось сквозь яркие вспышки видения. И уже знакомое мужское тело стало зыбким маревом, а желанные черты лица — лишь незнакомыми бликами.

Разочарованно прикусив губу, Хадиса Кирин тяжело вздохнула. Солнечный свет пробивался сквозь ее прикрытые веки красным свечением. Теплый и бодрящий, он безжалостно вырывал сознание из блаженной полудремы, прогоняя прочь яркую картинку обнаженного торса и оставляя напоследок лишь непреодолимое желание достичь пика и разрядки… Будь она опытнее, знала бы, что с этим делать. Но, увы, сейчас девушке оставалось лишь надеяться, что больше ей такого не приснится, иначе она попросту свихнется и превратится в мартовскую кошку, томящуюся в ожидании мяукающего под окном кавалера…

Стоило последним каплям сна исчезнуть, как паровоз тут же остановился, и за дверями ее одиночного люксового купе затопали десятки ног. Были слышны разговоры и звуки толкотни в довольно узком коридорчике. То и дело кто-то задевал дверную ручку извне, отчего та издавала неприятный лязгающий звук.

Хадиса Кирин невольно поморщилась. Хорошо, что она закрылась на ключ, а то под таким напором можно и двери снести запросто. Стоило об этом только подумать, как защелка на дверях открылась сама по себе, и преграда, отделяющая уютное купе от коридора, отъехала в сторону, впуская внутрь двух симпатичных близняшек в ореоле пышных розовых кудрей и в невесомых полупрозрачных белых платьицах. Один только вид их свидетельствовал о том, что красавицы были представительницами народа фей, что уж говорить об аккуратных стрекозьих крылышках, торчащих из-за спины каждой.

Увидев знакомые лица своих сокурсниц, Кирин тут же расслабилась:

— Привет, девочки, — улыбнулась она, — Что там? Мы уже на месте?

— Ну а как же, а ты, как всегда, не собрана! — затрещала одна, наваливаясь на едва проснувшуюся девчонку всем своим весом.

— Там столько парней, закачаешься!!! — вторила другая, хлопая бархатными полупрозрачными крылышками, отдаленно смахивающими на матовое стекло.

— Дорогие пассажиры, — тем временем раздалось из громкоговорителей, — скорый паровоз "Арвин-Кассини" прибыл на промежуточную станцию Высшей Академии демонизма и магии. Просим учащихся приготовится к выходу. Стоянка пятнадцать минут.

— Ну вот! — воскликнули девушки, одновременно всплескивая миниатюрными, как у пятилетних малышей, ладошками и взмывая к потолку на своих тонких крылышках. — Не успеем!!!

— Да расслабьтесь уже, — вздохнула Хадиса, протирая заспанные глаза. — Паровоз будет стоять столько, сколько будет нужно.

Она не спеша оглянулась в поисках своей одежды. В конце-то концов еще ни разу ни один транспорт не позволял себе быть быстрее ее нежной натуры. Спешить Хадиса Кирин не любила. Тем временем одна из близняшек стащила с верхних багажных полок чемодан и по-хозяйски начала заталкивать туда все, что небрежно лежало в купе.

— С твоей дворянской натурой не поспоришь, конечно… Но здесь не институт благородных девиц, церемонится не будут…

Кирин решила не спорить с подругами. Правда, зачем напрягаться, тем более что сейчас обе крылатые девушки делали все за нее, причем добровольно.

Заспанный взгляд скользнул по купе, отметил узкость пространства и легкость, с которой феи перемещались по нему, порхая, словно насекомые. Наконец Хадиса наткнулась на собственное отражение в зеркале, висящем над умывальником. Ее длинные черные волосы были всклокочены, на лице отпечатался шов от подушки, а полные губы потрескались и выглядели пожеванными. Так, словно она их полночи терзала зубами. Сразу вспомнился совсем недетский сон, и ее бледные от природы щеки вспыхнули алым румянцем. Тело тут же отозвалось острым желанием продолжить наяву придуманную подсознанием сценку…