— Много лет назад.

— Понятно. Значит, много лет назад осенью. Тогда у вас началась сексуальная связь. — Она говорит это так, будто я боюсь смотреть правде в глаза. — Когда у вас начался роман, он еще был женат.

— Все верно.

— Хорошо. Значит, шестого декабря вы получаете письмо и позже тем же утром выезжаете на место преступления в ричмондском порту. Затем возвращаетесь сюда. Расскажите поподробнее, шаг за шагом, что вы делали, приехав домой.

— В багажнике, в двух мешках, лежала одежда, в которой я осматривала место происшествия. Комбинезон и теннисные туфли. — Я все стою и смотрю на пустой пятачок, где по идее должна бы находиться машина. — Комбинезон я сразу отправила в стиральную машину, туфли — в раковину, в кипяток с дезинфицирующим раствором. — Показываю ей туфли. Они так и стоят на полке, где я более двух недель назад оставила их сушиться.

— Затем? — Бергер подходит к стиральной машине и сушке.

— Затем я разделась, — рассказываю. — Догола. Все с себя сняла, бросила в стирку, запустила машину и направилась в дом.

— Обнаженная.

— Да. Прошла в спальню, приняла душ, нигде по пути не задерживаясь. Я всегда смываю с себя грязь, приезжая домой с места преступления.

Бергер в восторге. У нее явно наметилась какая-то теория, и, что бы она ни придумала, спокойнее от этого не становится.

— Мне просто интересно, — размышляет прокурор. — Мог ли он каким-то образом узнать...

— Узнать?.. Я бы предпочла вернуться в дом, если вы не возражаете, — говорю. — Совсем окоченела.

— Предположим, Шандонне прознал о ваших привычках, — настаивает она, — и в гараже его как раз интересовали ваши процедуры. Значит, тут не просто вопрос сигнализации. Может быть, он на самом деле хотел проникнуть внутрь?! Ведь гараж — то самое место, где вы снимаете «мертвецкую» одежду — по сути, пахнущую смертью, которая явилась делом его рук. Вы наги и беззащитны, пусть и на краткий промежуток времени. — Она заходит со мной в дом, и я закрываю за нами дверь тамбура, ведущего в гараж. — У преступника вполне могли появиться эротические фантазии насчет ваших переодеваний.

— Не представляю, откуда преступник мог пронюхать, где и как я раздеваюсь, — отклоняю я ее гипотезу. — Он же не видел собственными глазами, чем я в тот день занималась.

Бергер приподнимает бровь и вопросительно глядит на меня.

— А вы в состоянии это доказать? Вдруг наш фрукт проследил за вами и узнал, где вы живете? Как нам известно, в какой-то момент времени он находился в порту, поскольку в Ричмонд добрался по морю, на борту «Сириуса». Облачился в белую униформу, обрил видимые участки тела и большую часть времени проводил на камбузе, где работал поваром, и никто его не трогал. Вроде бы такая бытует теория? Я вовсе не собираюсь покупаться на россказни, которые Жан-Батист поведал на допросе — будто бы он украл паспорт с бумажником и полетел пассажирским классом.

— Есть версия, что он прибыл в Ричмонд одновременно с телом своего брата, — отвечаю я.

— Значит, получается, наш любознательный приятель Жан-Батист все время околачивался возле корабля, пока следователи суетились вокруг неопознанного тела? Какая развлекуха! Да, эти подонки любят подсматривать, как мы работаем.

— Ну и как же он мог за мной проследить? — Я возвращаюсь к этой возмутительной мысли. — Как? У него что, была машина?

— Может, и была, — отвечает Бергер. — Знаете, я все больше прихожу к мысли, что Шандонне вовсе не такое одинокое несчастное создание, очутившееся в городе по воле случая или благодаря удачной ситуации. Я не знаю, насколько распространяются его связи, и даже задаюсь вопросом, не является ли он частью куда более грандиозного замысла, связанного с семейным бизнесом. А может, даже и с самой Брэй. Ведь она явно была замешана в какие-то нечистые делишки. К тому же у нас еще два убийства, где одна из жертв явно принадлежит к преступному миру. Наемный убийца. А другой погибший — агент ФБР, участвовавший в секретной операции, связанной с контрабандой оружия. И волосы, обнаруженные в палаточном лагере, тоже могут принадлежать Шандонне. Так что складывается куда более запутанная картина, чем просто извращенец, убивший собственного брата и занявший его место на корабле лишь затем, что ему надо было скрыться из Парижа. Мол, могущественной и авторитетной в преступном мире семейке не по вкусу пришлась дурная склонность уродливого сынка издеваться над женщинами. И тут он снова срывается и начинает убивать? Ну, не знаю. — Бергер облокачивается о кухонную стойку. — Уж слишком много совпадений. Каким же образом он добрался до палаточного лагеря, если у него не было машины? При условии, конечно, что эти волосы принадлежат ему, — опять же оговаривается она.

Сажусь за стол. В самом-то гараже у меня окон нет, зато в двери маленькие окошки. А вдруг действительно маньяк следил за мной до самого дома, потом заглядывал через гаражную дверь, пока я раздевалась и чистилась? Что, если и заброшенный дом у реки ему тоже помогли найти? Может быть, Бергер права и Шандонне действует не в одиночку, кто-то ему все время помогает...

Дело к полуночи, почти Рождество, Марино все еще не появился, а моя непрошеная гостья, судя по всему, готова разбираться до рассвета.

— Итак, сработала сигнализация, — подводит она итог. — Приехали и уехали копы. Вы возвращаетесь в большую комнату. — Манит меня в зал. — Где вы сидели?

— На софе.

— Так. Включен телевизор, вы просматриваете счета, и около полуночи...

— Стук в дверь, — отвечаю я.

— Опишите, на что он был похож.

— Будто постукивали чем-то твердым. — Пытаюсь припомнить мельчайшие детали. — Словно фонариком или полицейской дубинкой. Так обычно копы стучат. Встаю, говорю: «Кто там?» Да, вроде бы спросила. Точно не помню. Короче говоря, мужской голос отвечает, мол, полиция. Сказал, что на моей территории был замечен посторонний, и поинтересовался, все ли в порядке.