Шрифт:
В доме Елагиных-Киреевских молодежь прекрасно проводила время: устраивались чтения, сочинялись и разыгрывались драматические представления, предпринимались загородные прогулки. Экспедиция в Троице-Сергиеву лавру была описана Н. М. Языковым в виде шуточного посвящения к ее светлости главнокомандующей отделением народного продовольствия по части чайных обстоятельств М. В. Киреевской:
В те дни, как путь богоугодныйОт места, где теперь стоим,Мы совершали пешеходноК местам и славным и святым;В те дни, как сладостного маяЛюбезно-свежая пора,Тиха от утра до утра,Сияла нам, благословляяНаш подвиг веры и добра;И в те часы, как дождь холодныйНенастье нам предвозвестилИ труд наш мило-пешеходныйЕздою тряской заменил;Там, где рука императрицы,Которой имя в род и родСей белокаменной столицыКак драгоценность перейдет,Своею властию державнойСоорудила православноЖивым струям водопровод [422] ;Потом в селе, на бреге Учи,Там, где в досадном холодке,При входе в избу на доске,В шинели, в белом колпаке,Лежал дрожащий и дремучийИсторик нашего пути [423] , —Его жестоко утомилиЧасы хожденья и усилийИ скучный страх вперед идти;Потом в избе деревни Талиц,Где дует хлад со всех сторон,Где в ночь усталый постоялецДрожать и жаться принужден;Потом в местах, где казни плахаСмиряла пламенных стрельцов,Где не нашли б мы и следовИх достопамятного праха;Там, где полудня в знойный часУныл и жаждущий подушкиНа улице один из насЛежал – под ним лежали стружки!Потом в виду святых ворот,Бойниц, соборов, колоколен,Там, где недаром богомоленХристолюбивый наш народ;Обратно, в день дождя и скуки,Когда мы съехалися в домЖены, которой белы рукиИграли будушим царем, —Всегда и всюду благосклонноВы чаем угощали нас,Вы прогоняли омрак сонныйОт наших дум, от наших глаз.Итак, да знаменье оставимНа память будущим векамИ свой великий долг исправимСвятой признательностью к вам.Мы все с поклоном вам подносимИ купно молим вас и просимПринять с улыбкою наш дар,Лишь с виду малый и убогий,Как принимают наши богиКадил благоговейный пар.Постельничий и походный виршеписец Н. Языков [424] .422
Водопровод в Мытищах, снабжавший водой Москву, был построен по приказу Екатерины II в XVIII в.
423
Имеется в виду М. П. Погодин.
424
Киреевский И. В., Киреевский П. В. Полное собрание сочинений в четырех томах. Т. 4. С. 140–142.
Свой отчет об этом пешем многолюдном хождении представил и А. О. Армфельд, уснувший во время одного из привалов, да так, что его вынуждены были будить с помощью бросания орехов:
В село прибывши Пушкино,Искал я карт для мушки, ноНе мог никак найти.Судьбою злой караемый,Залег я спать в сарае; мойБыл прерван краткий сон:В орешенных баталиях,Меня там закидали, ах!Любезный Петерсон [425] !.. [426]425
Александр Петрович Петерсон.
426
Киреевский И. В., Киреевский П. В. Полное собрание сочинений в четырех томах. Т. 4. С. 60.
Н. М. Языков сотворчествовал с княгинею русского стиха К. К. Павловой, удостоенной внимания со стороны самого Гёте, тогда еще девицею Яниш. На приезд в Москву по пути в Сибирь знаменитого естествоиспытателя и путешественника Александра Гумбольдта пародировались строки из «Бахчисарайского фонтана» А. С. Пушкина:
Но тот блаженный, Каролина,Кто, бриллианты возлюбя,Искать их ехал из БерлинаИ здесь в Москве нашел тебя [427] .427
Там же. С. 61.
В салоне А. П. Елагиной-Киреевской с радостью принимали А. С. Пушкина и первого поэта Польши Адама Мицкевича, ставшего близким другом хозяйки. 30 ноября 1827 года Авдотья Петровна обращается к В. А. Жуковскому: «Господин Мицкевич отдаст вам мой фонарь [428] , бесценный друг. Вам не мудрено покажется, что первый поэт Польши хочет покороче узнать Жуковского, а мне весело, что он отвезет вам весть о родине с воспоминанием об вашей сестре. Вы непременно полюбите это привлекательное создание; хоть его гидра воспоминаний ближе к земному существу растерзанного сердца, нежели ваша небесная сладость прошедшего, но вас непременно соединит то, что у вас есть общего: возвышенная простота души поэтической» [429] .
428
А. П. Елагина-Киреевская запечатала письмо сургучной печатью, на которой был выгравирован фонарь, символизирующий фонарь Диогена. Чаще ее печать на письмах изображала лиру.
429
Киреевский И. В., Киреевский П. В. Полное собрание сочинений в четырех томах. Т. 4. С. 136.
П. Я. Чаадаев частенько являлся на воскресные елагинские вечера. Е. А. Баратынский был в доме у Елагиных-Киреевских домашним человеком. Здесь же проводил время в задушевных беседах М. П. Погодин. Молодой А. С. Хомяков читал у них свои первые произведения.
Хлебосольная и просвещенная Москва полюбила дом Елагиных-Киреевских в Хоромном тупике у Красных ворот. Он привлекал своей открытостью, приветливостью, но особо, если можно так выразиться, интеллектуальным напряжением. Московское образованное общество, талантливейшие представители ученых и литературных кругов того времени, даровитые юноши, товарищи и сверстники молодых братьев Киреевских – все они стремились под доброжелательный и благословенный кров, создаваемый матерью Ивана и Петра Авдотьей Петровной. Она всем своим присутствием привносила в литературные вечера атмосферу искренности и любви, была интереснейшим, остроумным и приятным собеседником. Ее боготворили Н. В. Гоголь, Ю. Ф. Самарин, А. И. Герцен, Н. П. Огарев, Н. М. Сатин, Аксаковы, Сергей Тимофеевич, Константин Сергеевич и Иван Сергеевич. Последний, в ответ на присланное ему в подарок изваянное изображение Спасителя в терновом венце, выразил свои искренние чувства в стихотворении:
Душевных тайн не прозревая,Ее не ведая путей,Не раз один хвала людскаяВзмутила глубь души моей.Больней хулы, больней упрекаЗвучит, увы! мне с давних порОбидной колкостью намекаХвалебный каждый приговор.Мне ведом мир, никем незримый,Души и сердца моего,Весь этот труд и подвиг мнимый,Весь этот дрязг неуловимыйСо всеми тайнами его!..С каким же страхом и волненьемЯ дар заветный увидал,И пред святым изображеньем,Как перед грозным обличеньем,С главой поникшею стоял!Но я с болезненной тоскою,С сознаньем немощей земных,Я не гонюсь за чистотоюВсех тайных помыслов моих.Стыжусь бодрить примером БогаСебя, бродящего во мгле!..Пусть приведет меня дорогаХоть до ничтожного итогаСлучайной пользы на земле! [430]430
Там же. С. 139.
А. П. Елагина-Киреевская отличалась необыкновенной способностью оживлять общество своей неподдельной заинтересованностью и вниманием ко всему живому и даровитому, ко всякому благородному начинанию и высокому порыву. «Не было собеседницы более интересной, остроумной и приятной, – вспоминал К. Д. Кавелин. – В разговоре с Авдотьей Петровной можно было проводить часы, не замечая, как идет время. Живость, веселость, добродушие, при огромной начитанности, тонкой наблюдательности, при ее личном знакомстве с массою интереснейших личностей и событий, прошедших перед нею в течение долгой жизни, и ко всему этому удивительная память – все это придавало ее беседе невыразимую прелесть. Все, кто знал и посещал ее, испытывали на себе ее доброту и внимательность. Авдотья Петровна спешила на помощь всякому, часто даже вовсе не знакомому, кто только в ней нуждался» [431] .
431
Там же. С. 39.
Литературные, художественные, религиозно-нравственные интересы преобладали у А. П. Елагиной-Киреевской над всеми прочими; политические и общественные вопросы отражались в ее уме и сердце своей гуманитарной и художественно-эстетической стороной. Она была основательно знакома с европейской литературой, но особенно почитала французских классиков, таких как Жан Расин, Жан Жак Руссо, Бернарден де Сен-Пьер, Жан Батист Массильон, Франсуа Салиньяк Фенелон. В круг личных друзей Авдотьи Петровны входили известнейший немецкий поэт-романтик, переводчик на немецкий язык Шекспира и Сервантеса, замечательный чтец Людвиг Тик и самый популярный в русском просвещенном обществе из немецких философов Фридрих Шеллинг. Вряд ли в истории русской литературы найдется еще такой человек, который, не будучи писателем, внес столько в ее развитие. Достаточно вспомнить ее влияние на творчество В. А. Жуковского, для которого она была первым слушателем многих его еще рукописных произведений и по замечаниям которой поэтом проводилась их последующая доработка. Авдотья Петровна много и успешно переводила с иностранных языков. Это и роман французского писателя Жан Пьера Флориана «Дон Кихот», и повесть «Der graue Bruder» [432] немецкого писателя Фрайта Вебера (Вехтера Людвига Леонхарда), анонимно напечатанная в первом номере «Европейца» за 1832 год под названием «Чернец», и мемуары немецкого философа и естествоиспытателя Генриха Стеффенса, вышедшие в 1845 году в «Москвитянине». Многие ее переводы напечатаны в «Библиотеке для воспитания», издававшейся Д. А. Валуевым. Здесь же в 1843 году появилась, как обычно без подписи, статья Авдотьи Петровны о Троянской войне. Ее рукописное наследие представлено Жан-Полем Рихтером («Левана, или О воспитании»), Франсуа Боншозом («Жизнь Гуса»), сказками «Принцесса Брамбилла» Гофмана и «Тысяча и одна ночь», а также богословскими сочинениями швейцарского протестантского теолога А. Р. Вине и проповедью ревельского священника Гунна.
432
Серый брат (нем.).