– А потом что было? – спросил Гриша с жадным интересом.

– А потом мы по станицам вернулись. Так и не сумел я деда твоего за спасение души своей отблагодарить. В станице тогда у меня своих бед навалилось, ну да то уже только моя печаль. К нашему разговору не касаемо. А фамилию я крепко запомнил, хоть и в горячке почти весь обратный путь валялся. Выходит, из всего рода ты один живым остался?

– Один. Батя успел перед смертью себе могилу выкопать. На погосте, рядом с матерью. Туда и лег. Без домовины, – срывающимся голосом ответил парень. – Как сам выжил, до сих пор не понимаю.

– А тебе и не надо, – выдохнул старик. – Выжил – значит, время твое еще не пришло. Живи да радуйся, и не гневи Бога сомненьями.

– Вот и живу, – развел Гриша руками.

– Не грусти, казак, – вдруг улыбнулся старик. – Никому не дано его путь знать. Иногда мы можем только узнать день его окончания. Ну, да ты это знаешь.

Самовар закипел, и ветеран, выбив трубку, скомандовал:

– Забирай, сынок, того пузатого и пошли в дом. Чаевничать. Там и беседа сладится.

Перенеся самовар в дом, Гриша поставил его на стол и, отступая в сторону, бросил быстрый взгляд за занавеску, где стояла широкая деревянная кровать. Над кроватью, на ковре, висела сабля. Гриша так и замер, прикипев к оружию взглядом.

– Что, приглянулась красавица? – с добродушной усмешкой спросил старик, заметив его взгляд.

– Неужто ширванка? – пролепетал Гриша, не веря своим глазам.

– Она самая. Лично с турецкого паши снял. Дамасского булата клинок. Что, нравится?

– Да как же такое не нравиться может? – возмутился парень.

– Верно. Сразу казацкую кровь видно. От одного взгляда на настоящую саблю замер, словно громом пораженный, – продолжал смеяться старик. – А хотел бы ее в руке опробовать?

– А можно? – спросил Гриша с такой надеждой, что старый казак поперхнулся.

– Отчего ж нельзя? Нельзя кому попало, а родовому казаку сам бог велел. Снимай.

Гриша благоговейно снял со стены саблю, и по ладоням, коснувшимся оружия, пробежала легкая дрожь. Плавно выдвинув клинок из ножен на треть, парень залюбовался игрой света на муаровом узоре стали. Это было не просто оружие. Это была легенда. Гриша и сам не знал, сколько простоял так, любуясь оружием. В чувство его привел задумчивый голос старого казака:

– Влюбился?

Гриша невольно вздрогнул и, смутившись, задвинул клинок обратно в ножны.

– И чего стоишь? – вдруг спросил старик с ехидной усмешкой.

– А чего делать-то? – не понял парень.

– Казачьему спасу ты хорошо обучен, это я сразу увидел. Вот и потешь старика. Спляши с ней. Глянем, как моя красавица руку твою примет.

– Что, правда? Можно? – не поверил Гриша своим ушам.

– Нужно, сынок. Пошли, – решительно заявил старик и первым захромал к выходу.

Григорий сбежал с крыльца и, отступив от дома на десяток шагов, замер, держа саблю в левой руке. Тело отозвалось на привычное состояние сосредоточенности сразу, словно ждало. Правая рука парня одним движением вымахнула саблю из ножен, и воздух застонал, рассекаемый острейшим клинком. Гриша играл саблей, словно и вправду сражался. А когда все закончилось, очнулся стоящим на одном колене, с вытянутой вперед саблей. Левая рука продолжала сжимать ножны обратным хватом, обратив их в защиту.

– Силен, – одобрительно кивнул старый казак. – Потешил старика. Любо. Давно я такой доброй пляски не видел.

– Да и я, признаться, с самого испытания так не плясал, – ответил Гриша, слегка задыхаясь от переполнявших его чувств.

– Умойся и в дом ступай, – скомандовал старик, забирая саблю.

Когда вошедший в мазанку Гриша увидел хозяина, то растерялся. Тот сидел перед накрытым столом, положив перед собой саблю и какой-то узелок, и задумчиво попыхивал трубкой. Увидев парня, он жестом указал ему на место перед собой и, молча налив чаю в кавказский грушевидный стаканчик, тихо сказал:

– Смотрю, легла тебе красавица моя в руку. Да и на душу тоже. Так?

– Так, дяденька, – не стал лукавить парень. – Словно сама в пляске руку вела.

– То добре, – кивнул старик. – Значит, признала она кровь твою. И вот что я тебе скажу, казак. Забирай ее.

– Да как же так, дяденька?! – растерянно ахнул парень. – У вас же небось и наследники есть. Тоже род казачий.

– Нет. Сгинули мои наследники. Дочка одна осталась, – грустно вздохнул старик. – Давно уже мужняя жена, да только не казак он. Хоть по роду и в реестре пишется.

– Разве ж так бывает? Чтобы по роду да по реестру казак, а по делу…