Ротик какой-то шутницы приложил печать в виде поцелуя (помадой красивого смородинового цвета) с краю, как раз на слове «комнаты».

– Я только что пересек Атлантику, – продолжал Джослин – он совсем приуныл и был близок к панике, – черт-те сколько проторчал в таможне, на паспортном контроле… В общем, уже поздно, а я знаю только один адрес в Нью-Йорке: ваш.

– О, что вы, на улице мы вас не оставим. Бедный мальчик. Куда же вы можете пойти? Я знаю очень милый отель на Западной 22-й улице, там наверняка есть места…

– Это совершенно невозможно! Я не могу пойти в отель! – Голос его сорвался. – Ни в какой отель я не собирался. Я приехал учиться в Пенхалигон-колледж. Стив О’Дэй указал мне ваш пансион…

Стив, американский муж его кузины Одетты – они поженились через пятнадцать месяцев после высадки союзников в Нормандии [8] , три года назад, – заверил его, что некая миссис Мерл, подруга его тети, держит boarding house [9] с очень скромными ценами. Очевидно, Стив не знал о его… скажем так, женской ориентации.

– Я написал вам от его имени. Вы согласились меня…

– Конечно, конечно… Но я тогда не знала, что вы Джослин. Понимаете?

Он сощурился: глаза заливал пот.

– А нет ли чего-нибудь равноценного? Я имею в виду скромный пансион… для мужчин?

– Скромность и мужчины? – вздохнула Манхэттен. – Не оксюморон ли это?

– Лично я таких не знаю, – буркнула Черити.

– Гм, гм, – кашлянула Шик. – Если и есть такие пансионы, в них совсем не место ягненку вроде тебя.

– Миссис Мерл, – взяла слово Манхэттен, поправив большим пальцем очки. – Бедняжка проделал очень долгий путь. Нельзя ли всё-таки дать ему комнату на день или два? Он такой молоденький, совсем еще мальчик, он…

Такой трагизм звучал в ее голосе, что Джослин ожидал услышать в заключение «почти не мужчина».

– …он никого не побеспокоит.

– Надо спросить, что скажет Артемисия, – решила Селеста Мерл.

Шик направилась к полкам будто бы за книгой; по дороге она тихонько шепнула Джослину:

– Ее сестра… Она же Капитан Блай. Она же Дракон!

Хэдли на пуфе снова принялась разделывать тыкву, от которой на время отвлеклась.

– С такими чудесными волосами, – проговорила она тонким голоском, вырезав в корке ряд острых зубов, – он не может не быть хорошим мальчиком.

Миссис Мерл вышла, с облегчением бормоча свои dear, dear. Поежившись под взглядами четырех девушек, Джослин почесал бровь.

– Я догадываюсь, что вы думаете, – вздохнул он.

– Надеюсь, что не догадываешься! – прыснула Шик.

Он устало рухнул в глубокое кресло с подлокотниками и по очереди посмотрел каждой в лицо. Написанное на них сочувствие плохо скрывало главное: каким развлечением стала для всех эта история.

– Вы смеетесь над глупым французом, который ошибся дверью.

– Ничего подобного! – весело воскликнула Манхэттен. – Шик! Кончай так улыбаться, будто только что кем-то поужинала.

– А все эти тыквы, – вдруг спросил он, – со свечами внутри… Зачем это?

– Хэллоуин, – коротко ответила Черити.

– Хэллоуин?

– День поминовения и праздник тыкв, – прощебетала Хэдли. – Во Франции это, кажется, называется… Туссон?

– Тусс'eн, День всех святых. Но я никогда не видел, чтобы во Франции носили тыквы на могилы.

– О, мы тоже не носим, – рассмеялась она. – Мы расставляем их дома, чтобы было светлее. Чтобы было теплее. Чтобы улыбаться, как бы ни было грустно.

От ее певучего голоса и веснушчатого личика неудержимо хотелось улыбнуться, как бы ни было грустно. И Джослин улыбнулся.

– Ну и попал же я в переплет, а? За шесть тысяч километров от дома.

– Мы что-нибудь придумаем.

– Вот только эту мисс Артемисию, похоже, трудно будет уговорить.

– Что да, то да, – согласилась Шик. – Старая грымза.

– В буфете еще есть текила, – напомнила сквозь зубы Истер Уитти. – Только смотрите, крепкая, жуть. Когда я в последний раз приложилась, неделю потом свою голову искала.

Звякнул колокольчик. Черити побежала открывать. В прихожей послышались голоса, и в сопровождении девушки на маковый ковер ступил мужчина в зеленом комбинезоне и такой же фуражке.