— Рассказывайте,Кондратий Филиппович, рассказывайте!- дергал меня за руку Костя.

— Что тебе рассказывать? — усмехнулся я.

— Расправились?

— Полностью.

— А документы?

— Четыре мешка.

— Вот это да!- воскликнул Костя.

— И два живых фашиста в придачу!- подсказал подоспевший Сережа Ветров.

Костя присвистнул.Петрунин наклонился и стал всматриваться в лицо Сережи.

— Наш радист,- представил я смущенного, краснеющего хлопца.

— Ветров!- в один голос воскликнули Петрунин и Воронков.

— Он самый!- вынужден был ответить я, так как Сережа молчал. — А это остальные обитатели Полюса недоступности. Знакомьтесь- Кольчугин, Кольчугина, Логачев, Березкин. Все налицо.

Петрунин и Воронков с искренней теплотой жали руки друзьям, которых до этой минуты знали только по фамилиям.

— А что за фашисты?- спросил Костя.

— Фашисты знатные!- ответил ему Фома Филимонович.- И серьезные…

Окружающие дружно рассмеялись.

— Как это понимать?

И тут Сережа Ветров опять не выдержал, хотя мы и договорились молчать до последней минуты о том, кого мы схватили.

— Майор Гюберт и шифровальщик Похитун,- произнес он и спрятался за чью-то спину.

На короткое мгновение воцарилось молчание. Березкин толкнул в бок «предателя», но было уже поздно.

— Это… это серьезно?- оторопело спросил Петрунин.

— Серьезно, друже! Сущая правда,- ответил я.

— А где они?

— Совсем рядом. Упакованы и готовы к отправке,- сказал Логачев.

— Вот оно как…- еще не придя в себя от такой вести, пробормотал Петрунин. — Гюберт и Похитун? Хм… Ну, знаете…

— Сколько пассажиров?- раздался сердитый бас пилота.

— Восемь,- ответил я.

— А груз?

— Четыре вещевых мешка, личные вещи и оружие.

— Дайте-ка мне провожатого,- сказал пилот.- Я погляжу поле.

Сопровождать его вызвался Березкин. Вместе с ним пошли и два партизана.

— Давайте грузиться, товарищи!- потребовал второй пилот.- Через полтора часа начнет светать.

Все отправились за вещами. Гюберт отказался идти. Когда его поставили на ноги, он повалился на землю.

— У моего начальника,видать,заскок приключился!-произнес Фома Филимонович и постукал себя пальцем по лбу. — Это бывает. Придется его волоком тянуть.

— Волоком не волоком, а дотянем…- пробурчал рослый партизан, обросший черной бородой. Он без посторонней помощи схватил Гюберта в охапку, легко подбросил и, взвалив на правое плечо, зашагал к самолету.

— Вот каков наш Филя! — похвастался Трофим Степанович. — После войны в чемпионы пойдет.

Гюберт извивался, дергал ногами. Филя серьезно и спокойно предупредил его:

— Не ерзай, не ерзай, господин, а то уроню.

Похитуну развязали ноги, но он стоял не двигаясь.

— Вам что,господин на тонких ножках, особое приглашение?-обратился к нему Трофим Степанович.- Или тоже на ручки хотите? Марш вперед!

Похитун пустился вприпрыжку и скоро догнал партизана, несшего Гюберта.

Со мной рядом шагал Петрунин, и я обменялся с ним мнением по одному вопросу.

Когда началась погрузка вещей, я распорядился:

— Друзья! Пистолеты, автоматы, гранаты, табак и лишнюю одежду оставить Трофиму Степановичу. Быстро!

Карягин смутился, но остался очень доволен.

— Расщедрился ты, майор!- сказал он.- А не жалко?

— А как бы вы поступили, будучи на нашем месте?- спросил его Петрунин.

— Что ж, спасибо… Больше ничего не скажу,- проговорил Трофим Степанович.

А когда я объявил ему, что оставляем отряду радиостанцию с питанием к ней на четыре месяца, он расчувствовался и обнял поочередно меня и Ветрова.

— А уж радиста-то мы отыщем. Есть на примете,- сказал он.

Ветров протянул ему бумажку и наставительно пояснил:

— Берегите ее,как самого себя.Тут все,позывные,частота, время… Специалист разберется.

— Залезайте, залезайте! Пора!- строго приказал вернувшийся пилот.

Мы бросились к самолету. Взбирались по лесенке, подавая друг другу руки. Втащили Гюберта и Похитуна.

Опять прощались с партизанами. И пробыли-то мы вместе менее суток, а прощались, как давние знакомые, как закадычные друзья.

Партизаны тотчас побежали к лошадям.

Уже в самолете Сережа Ветров вынул из-за пазухи белку и вручил ее Тане. Зверек вскочил на плечо своей хозяйки и, не обращая никакого внимания на непривычную обстановку, начал деловито отряхиваться и приглаживать свою взъерошенную шубку.