Я вздохнула. Наши все были на местах, пора было вставать на след.

Энергия искомой группы тянулась по улицам города, проходя через мое сознание коричневатой нитью, оставляя кислый привкус во рту, щекоча ноздри прогоркшим запахом пота и оружия – не своих. И этот оставленный террористами энергетический отпечаток говорил о том, что нужная нам группа лиц, в полном составе недавно прошла здесь.

Запах и вкус чужих были противными. Так что я побыстрей рванула с места, словно ищейка, взявшая след. Ведь как говорится: раньше сядешь – раньше выйдешь. А мне очень хотелось поскорее избавиться от неприятных ощущений.

И я понеслась по улицам чужого города.

Шла, петляя под мостами, перекинутыми с одного берега на другой и соединяющимися в некий рисунок на карте города. Рисунок, напоминающий этакий натюрморт с бусинами, нанизанными на нитку. Где этой самой ниткой была река.

Я кралась вдоль стен домов, почти сливаясь с ними, чтобы не попасться на глаза местным, которые то ли поздно возвращались домой, то ли рано встали и куда-то спешили.

Пересекала улицы, площади, железнодорожные пути. Не особо обращая внимание на местные пейзажи, стремясь лишь не потерять, не порвать выхваченную мною из пространства нужную нам нить.

Где-то вверху кружил вертолет. Это местные обеспечивали нам поддержку.

Где-то сзади за мной следовала вся группа. Не отставая. След в след. Так же сливаясь с окружающим пространством.

Но все это было неважно. Важно было не потерять след и не завести своих в ловушку, вдруг да расставленную все же учуявшими нас террористами.

Наконец я оказалась рядом с дверьми какого-то выставочного зала, судя по вывеске слева от входа в него. И рванув на себя дверь, впрыгнула внутрь, тут же сдвинувшись в сторону. Давая место остальным.

Одновременно с моим прыжком послышался звон разбитого стекла. Судя по звуку, вертолет местных завис над нами, высаживая спецназ. Где-то в глубине здания, возможно, у черного входа, грохнул взрыв шумовой…

И началась зачистка помещения.

Выждав пару минут, я отправилась вглубь здания следом за группой. Судя по моим ощущениям, там все было закончено. Все были взяты.

Внутри одного из залов, стены которого были драпированы серым шелком, я остановилась. Оглядывая картины неизвестных мне художников, висящие на стенах в позолоченных рамах.

Что-то тут было неправильно. Я даже не сразу поняла, что именно. А потом взгляд мой остановился на…

Тут же, в обрамлении такой же рамы, что и картины, прибитая позолоченными крюками к серой стене, висела девушка. Вернее, то, что когда-то было ею.

Белая кожа, черные волосы, уложенные в прическу, напоминающую прическу гейш.

Она стояла обнаженная. Касаясь босыми ступнями со снятой с них кожей темно-коричневого паркета. С поднятыми вверх руками, с ладонями, развернутыми параллельно полу. Ее поза напомнила мне картину Пикассо «Девочка на шаре». С воздетых к небу ладоней была снята кожа и прибита гвоздями к стене. С животом, бедрами, ступнями было проделано то же самое. Так что серый шелк стены был залит алой кровью, создавая некий фон этой сюрреалистической «картине».

«Прям ацтекские привычки», – мрачно заключила я про себя, стоя напротив девушки.

Вокруг сновали люди в форме. Кто-то кого-то вызывал по рации.

Командир нашей группы дал мне отмашку, и мы рванули в обратном направлении.

И у меня хватило сил не оглянуться назад.

Потом, уже вынырнув в нашем Мире, уже сидя в «Тигре», я вспомнила висящую на позолоченных крюках девушку. А вспомнив о ней, начала вспоминать и о многом другом. Память раскручивала маховик воспоминаний в обратном направлении. Не скажу, что это было приятно или неприятно. Это было никак. Просто было. Просто пережито. Но когда-то же все было совсем не так, как сейчас. Когда-то же все начиналось. И я ведь когда-то собиралась стать ветеринарным врачом и лечить животных. А вовсе не бегать со снайперской винтовкой по параллельным Мирам за террористами. Да и о существовании иных Миров я совершенно не подозревала. И жила ведь себе спокойненько, никого не трогая. Обычной такой жизнью жила. С обычными проблемами.

А потом все изменилось. И возврата к прежнему незнанию не стало.

Так с чего же начался этот самый отсчет начала конца привычной жизни? Когда была пройдена точка невозврата? Я задумалась.

Может, со встречи с Золушкой? Или с моего побега из аула? Или с помойки?

Откинувшись головой на спинку сиденья и прикрыв глаза, я начала вспоминать…

Стремглав влетев за угол, я, почти не сбавляя скорости, затравленно оглянулась по сторонам и прямиком что есть мочи рванула в самый темный закуток кирпичного тупика, туда, где у стены темной грудой железа громоздились мусорные баки. И уже там, резко затормозив и одновременно развернувшись на сто восемьдесят градусов, плотно вжалась в холодную и чуть влажную от вечерней сырости кирпичную стену. Затем, лишившись остатков сил, медленно, скользя содранными ладонями рук по кирпичной кладке, сползла на землю. Дыхание сбилось, судорога сводила пересохшее горло, пульс бешено колотился где-то в затылке, крупная дрожь сотрясала все тело, щеки пылали. Опустившись на мокрый асфальт, я как можно плотнее прижала к груди колени и прерывисто всхлипнула. Затем, обхватив их мокрыми, дрожащими руками, опустила на них подбородок и постаралась замереть, немного нервно прислушиваясь к окружающим меня звукам… Так и просидела какое-то время, почти не шевелясь, уставившись в одну точку ничего не видящим взглядом; периодически нервно вздрагивая всем телом. Сидела, стараясь успокоиться и хоть немного выровнять дыхание, которое с таким шумом вырывалось из моих легких, что было практически невозможно услышать что-либо, кроме собственного хрипа. И это несколько нервировало, поскольку не позволяло объективно оценить обстановку и понять: в безопасности ли я?

Кап-кап. С крышки бочка на землю не торопясь падали капли воды. Где-то вдалеке слышался шум трамвая. Звуки поступали несколько рвано: капающую с мусорного бака воду я слышала, шум двигателей проезжающих метрах в трехстах по проспекту машин тоже. А вот вокруг пятачка спасительной тьмы, где я остановила свой бег, вернее, там, где сил мчаться дальше уже не осталось, стояла тишина: не было слышно ни шелеста листьев на окружающих площадку деревьях, ни обычных звуков жилого дома, находящегося примерно в тридцати метрах левее мусорной свалки. Ни-че-го… Тишина. Полная. Что, понятное дело, показалось мне немного странным и заставило не расслабляться. Впрочем, куда уж больше было напрягаться-то?