Отрубленная голова перезрелой тыквой упала на землю, истекая кровью, ее лицо все еще искажалось последними проблесками жизни.

Оставшаяся лысая голова, приращенная к плечам, завопила. Никки подумала, что крик полон горя, а не боли. Неуклюжие ноги согнулись, и монстр опустился на песок. Отбросив меч, он потянулся здоровой и покалеченной руками и поднял отрубленную голову. Баюкая ее, он причитал и отчаянно стенал.

Чемпион двинулся вперед без жалости и сострадания — или это все же была жалость, подумала Никки. Одним ударом он снес вторую голову, и та скатилась на неровную землю, упав возле своей напарницы. Тело двухголового воина рухнуло на песок, точно бык, вырубленный кувалдой мясника. Толпа взревела, внезапно освободившись от мрачного ощущения тревоги. Теперь они чествовали чемпиона с подлинным ликованием.

Главный укротитель Айвен скрестил свои мощные руки на жилете из шкуры песчаной пумы:

— По крайней мере, это было хорошее зрелище.

Андре выглядел разочарованным.

— У чемпиона нет усовершенствований. Он всего лишь человек и не должен побеждать мои творения.

— Это будет держать тебя в тонусе, — с ухмылкой сказал Максим. — Тебе просто нужно делать их немного лучше.

— Послушайте толпу, — сказала Тора. — Они все еще приветствуют чемпиона. Я думала, люди уже устали от него.

Эльза наклонилась вперед:

— Они чествуют способности чемпиона, властительница, и они не хотели, чтобы его повергло такое чудище. Нужно заставить его сражаться все с лучшими и лучшими человеческими воинами. Народ примет в качестве чемпиона только другого человека.

— А пока пусть наслаждается победой, — сказал Максим, а затем его губы изогнулись в улыбке. — Уверен, Адесса достойно вознаградит его. Она уже сделала его своим любовником, не так ли?

Тора фыркнула.

— Конечно. Она берет себе в любовники каждого чемпиона.

Внизу, на арене, стоя над истерзанным телом творения повелителя плоти, чемпион поднял свой окровавленный меч и медленно поворачивался, купаясь в овациях толпы. Когда восторженные крики достигли своего пика, он протянул руку к шлему, снял его и отшвырнул на залитый кровью песок. Улыбаясь и греясь под открытым небом, он триумфально поднял обе руки.

Бэннон с трепетом наблюдал за жестоким боем. Он сам сражался и убил множество врагов с тех пор, как присоединился к Натану с Никки. Он не чувствовал угрызений совести, когда защищался от свирепых сэлок или пыльных людей Поглотителя жизни. Но сама идея кровавой бойни ради забавы демонстрировала жестокость, которой он не мог понять. Он был уверен, что его грубиян-отец насладился бы этим зрелищем.

После ухода с острова Кирия Бэннон закалился. Самые мрачные и отвратительные дни пребывания дома едва не сломили юношу, но он цеплялся за искру оптимизма и существовавшее в мире добро, сколько бы несчастий ни выпало на его долю. Теперь его передергивало от ликующих возгласов и вида резни. Этот ужасный монстр заслуживал смерти не больше, чем перекроенный боевой медведь, с которым им пришлось сразиться… Но подобных чудовищ вообще не должно было существовать. Они были противоестественными и отвратительными.

Он боролся со своими чувствами, но не понимал их. Когда он наблюдал, как чемпион убивает своего противника, то был вынужден признать, что это битва за выживание. Бэннон полагал, что люди, попавшие в чрезвычайные обстоятельства, сделают что угодно, лишь бы остаться в живых. Он и сам поступил бы также.

Когда чемпион снял шлем, открыв зрителям свое лицо, и повернул голову, оглядывая толпу, Бэннон застыл. Он узнал это лицо. Узнал глаза, широкие скулы, округлый подбородок и даже ухмылку. Он видел эту улыбку на лице мальчишки, когда они веселились в детстве, но все закончилось насилием и рабством.

Ян!

Чемпион оказался его другом Яном, похищенным норукайскими работорговцами много лет назад.

Таддеус, новый глава бухты Ренда, был рад принять двух молодых ученых из Твердыни.

— Мы поможем вам, — сказал он Оливеру и Перетте. — Для колдуньи Никки и волшебника Натана мы сделаем все возможное, чтобы выразить нашу благодарность. Они спасли наше поселение. — Мужчина растянул губы в улыбке. — Даже мечник Бэннон поверг гораздо больше норукайских работорговцев, чем приходилось на его долю. Думаю, у него с ними свои кровавые счеты.

Оливер кивнул:

— Да, мы видели, как эти трое сразили немало непобедимых врагов. Им есть что рассказать. — Он похлопал по сумке на боку, где хранились отчеты, которые Никки и Натан поручили доставить в Д'Хару. — Я бы не поверил им, если б не видел собственными глазами, на что они способны.

— Да, мы знаем кое-что из того, что они пережили, — сказал Таддеус. — Приходите на праздник сегодня вечером, и мы поделимся историями.

— Я могу рассказать наши истории с неимоверной точностью, — сказала Перетта, тряхнув тугой копной темных кудряшек. — Я помню каждую деталь.