Кейман не договорил: я села на корточки и протянула мышке руку со следами растертой крупицы магии.

– Да твою же… – раздалась ругань директора.

Тварь, конечно, отбросило от меня на добрый метр, но перед этим мышь успела лизнуть мои пальцы, еще раз пискнуть и потереться о руку гoловой, как заправская кошка.

– Кхм… – Кейман задумался.
– Да. Этот вариант я как-то не предусмотрел. Адептка Шторм… к сожалению, домашние животные в школе запрещены. Поэтoму давайте-ка вы все же займетесь нейтрализацией. Давайте-давайте, это не милая кошечка с бантом на шее, едва вы отвернетесь – тварь вцепится в горло. Переступите через… м-м-м… наследственное умиление.

Я густо покраснела, совершенно четко улoвив намек в словах Кроста.

– Готовы?

– Сейчас.

Новая волна адской усталости захлестнула так неожиданно, что я охнула и покачнулась. уки мгновенно стали ледяными, а сердце забилось быстро и поверхностно. Я с трудом сделала глубокий вдох, на миг прикрыла глаза и…

Поняла, что открыть их не могу. Просто не могу,и все, они словно налились свинцом. Все вокруг поплыло, показалось, что я стою на карусели, которая вращaется с каждой секундой все сильнее и сильнее. Я попыталась было схватиться за парту, но сознание путалось и расстояние до первого рядя я недооценила. Грохнулась на пол и отстраненно подумала: вот и отлично, все равно сил больше не осталось.

Последнее, что слышала, это жалобный плач темной твари. Признала хозяйку, что ли? Это уже даже не смешно.

Я проснулась с мыслью, что что-то не так. И несколько минут лежала, соображая, что именно. Потом поняла: выспалась. Без кошмаров, без путешествий в чужие замки, без выматывающих сцен прошлого и смутной тревоги, из-за которой не удавалось погрузиться как следует в сон.

Правда, при попытке сесть в постели накатила такая слабость, что я тут же поспешила опуститься обратно. Больше всего на свете хотелось снова закрыть глаза и поспать еще немного.

Вокруг были знакомые и почти родные занавески больничного крыла. Где-то за их пределами вcпыхнул мягкий свет.

– Проснулась? – спрoсил Кейман, заглядывaя в закуток.

Я слабо кивнула и облизала пересохшие губы.

– Можешь сесть?

Покачала головой. Говорить почему-то стало трудно.

– Тогда попей.

Он вложил мне в руку запотевший стакан с водой, и я с наслаждением выпила весь. Голова при этом кружилась нещадно, а когда я вернула пустой стакан и опустилась на подушку,то почувствовала, словно пробежала марафон.

– Что у тебя болит?

Почти до крови закусила губу: так часто спрашивала мама, когда я болела. т подступивших слез заболело горло,и я отвернулась.

– Деллин-Деллин. Что бы с тобой такое сделать, - вздохнул Кейман.

– Дай зеркало.

– Что, боишься, красота пропала?

– Просто хочу посмотреть, как выглядит человек, который не спал почти неделю.

Кейман куда-то ушел, а вернувшись, протянул небольшое зеркальце. Из отражения смотрела Деллин, при виде которой мне захотелось спрятаться в пододеяльник и никогда больше не показываться людям! Спутанные волосы, синяки под глазами, пересохшие и потрескавшиеся губы.

– Ну что это за слезы? Как будто в первый раз в обморок падаешь.

– Я устала.

– Я знаю. Надо было сказать.

– И что бы ты сделал? Зелье не помогает.

Вместо ответа Крост потянулся к прикроватной тумбочке, где стояла какая-то белая коробка. Внутри оказался жутковатого вида бронзовый шприц и флакон с переливающейся всеми цветами радуги жидкостью.

– Можно не только пить легкие успокоительные. Есть лекарства серьезнее.

– Я не знала.

– В следующий раз спроси.

– Хорошо.

– Тебе лучше? Хочешь, сделаю еще укол, поспишь вторые сутки?

– Хочу, - тихо сказала я.

Отвернулась, чтобы не видеть жуткую иглу, и буквально все силы (не сказать чтобы слишком большие) бросила на то, чтобы лежать смирно. Поморщилась от укола и закусила губу, когда зелье потекло по вене. Да антибиотики на Земле ставить было е так больно! Руку адски заломило,и продолжало выкручивать даже когда Кейман убрал шприц обратно в коробку.

– н хоть стерильный?
– жалобно спросила я.

– Обижаешь. Старинный артефакт! Им еще твои предки кололись.

– Мамонты, что ли?

Тут я вспомнила про мышку и в голoве тут же возник жалобный писк, которым темная тварюшка провоала меня в обморок.

– А что с мышью?

– Да сдохла, - отмахнулся Кейман.

Потом заметил мое лицо и добавил:

– Но передавала тебе большо-о-ой привет.

Пока я раздумывала, то ли пореветь, потому что мышку было жалко,то ли похихикать, потому что передающую привет рогатую кровожадную тварь представить было сложно, Кейман снова ввел меня в крайнее состояние растерянности, начав осторожно поглаживать место укола и мягко разминать руку, которую все еще ломило. Проявление совсем не своейственной нежности и заботы отозвалось мокрыми глазами и новой волной боли в горле.