Амедеус Симпсон. Высокий, широкоплечий, светловолосый мужчина средних лет. Открытое лицо, спокойные и умные глаза. Очень красивый человек, его легко можно было спутать с актером, но строгий черный костюм и белый воротничок не давали усомниться в том, что это священник.

Мардж Браун, полная женщина лет сорока, подруга хозяина дома. Известная эксцентричная миллионерша в нелепой шляпке. Помимо дружбы с хозяином дома, кажется, их связывали какие-то денежные дела.

Уверен читатель уже успел догадаться, что для меня не было места лучше на свете, чем дом, где живет Кэтлин. Я честно и упорно, вот уже полгода, посещал этот дом в качестве друга Кэтлин. Излишне говорить, что я питал к ней иные чувства, нежели только дружеские. И не трудно догадаться, что в мои нескромные планы входило снискать расположение Кэтлин и, конечно, ее отца. Что касается мистера Оулдриджа, то смею утверждать, что он рассматривал меня как лучшую партию для своей дочери, он сам говорил об этом неоднократно. А Кэтлин? Что ж, она была очень любезна со мной, всегда приветлива, впрочем, как и со всеми. Я видел ее почти каждый день, может ли большего желать любящее сердце.

Ужинали тихо, разговаривали мало. Только Кэтилн щебетала о каких-то пустяках. Ее голос я мог слушать бесконечно, но в этот раз я был слегка расстроен.

– Папа ты знал, что Дейв настоящий ковбой? – без перехода вдруг спросила Кэтлин.

– Я только знаю, что он американец, – недовольно отозвался мистер Оулдридж.

– Ты не понял, он из тех самых знаменитых, бесстрашных пастухов, которых показывают в синема.

– Хм, про пастухов я ничего не знаю, я считал, его прилежным студентом, изучающим право в Кембридж. Хотя я слышал, его стремление к наукам последний год все слабее, а успеваемость оставляет желать лучшего.

– Папа ты как всегда слишком строг к нему. Просто у него сейчас не лучший период. Ты же знаешь, он умен, он сам поступил в университет, и он… он очень хороший молодой человек. Он даст любому студенту фору, – добавила она.

Кэтлин замолчала, а я чувствовал, как ее слова иголками впились мне прямо в сердце.

– Кэтлин, дорогая, что за выражения…

– Кстати, я его пригласила, ты же не будешь против?

– Ты могла бы спросить меня. Сегодня мой день, ты не находишь? – тут брови мистера Оулдрижа грозно сошлись на переносице.

– Твой, папочка, конечно, твой, – беззаботно ответила дочь и повернулась к Алфорду. Намереваясь заменить на столе очередное блюдо, он тихо подкрадывался сзади.

– Милый Алфорд, ты ведь не забыл мою просьбу не убирать пустые бутылки? Дейв обещал научить меня стрелять из револьвера.

Вместо ответа Алфорд грохнул об пол целый поднос грязной посуды. «Прошу прощения», – тихо произнес он.

– Господи, что за несносный ребенок, – мистер Оулдридж обреченно вздохнул и уткнулся в тарелку. Он был немного туг на ухо, поэтому и бровью не повел на грохот за его спиной, тогда как все остальные встрепенулись как птицы.

– В такую погоду, вы рискуете застрелить кого-нибудь из соседей.

Это инспектор Пикок предпринял очередную попытку ввернуть в разговор что-нибудь остроумное. Видимо шутка показалась ему слишком тонкой, и он посчитал необходимым добавить:

– Такой ветер, что и самого стрелка может сдуть.

Помимо глухоты отец Кэтлин еще и плохо видел, а очки отказывался носить, поэтому шутка Пикока прозвучала крайне неуместно.

Мистер Оулдридж не очень-то жаловал Дейва Тревора, но с дочерью сладить было нелегко. Хоть Дейв и был всего лишь одним из многочисленных друзей Кэтлин, я безумно ревновал. Тот факт, что он не выказывал к ней каких-то нежных чувств и вел себя с ней вполне по-дружески, меня не останавливал. А тут еще эти бутылки. Когда это они успели договориться стрелять по бутылкам.

После ужина переместились в гостиную. Женщины пили шампанское, мужчины кофе и виски, курили сигары. Я развлекал гостей карточными фокусами.

Посреди комнаты стоял стеклянный журнальный столик. Гости расположились вокруг на диване и в креслах. Кто-то стоял у камина.

Я перетасовал карты, показал их гостям, раскрыв веером. Потом убрал их в коробочку. Коробочку я держал перед собой двумя пальцами, демонстрируя зрителям, но рука начинающего фокусника дрогнула, и коробочка упала. Пунцовый от стыда, я полез под журнальный столик.

– Мистер Оулдридж, прошу, возьмите одну карту, не показывайте мне. Вы должны запомнить ее. Покажите кому-нибудь еще, так чтобы я не видел. Запомнили? Отлично. Теперь покажите карту всем! Назовите ее вслух!

– Восьмерка пик, – сказал мистер Оулдридж. – Ты уверен, Бреннан, что знаешь, как делать этот фокус? Обычно фокусник должен угадать карту…

– Это прошлый век, – отозвался я и добавил. – Впрочем, я только учусь.

Кэтлин захлопала в ладоши, мои фокусы она любила.

– Рано, милочка, – прокомментировал ее аплодисменты инспектор Пикок и энергично усмехнулся в свои усы.

– А теперь я убираю карту обратно в колоду. Немного волшебных слов… Ну скажем, «парцепус мёбеус».

Каждый раз это были разные волшебные слова. Я неуклюже, как мог, замахал руками, делая вид, что напрягаю все свои магические силы. Публика оживилась.

– Я убираю карты в коробку, – повторил я, – а коробку в карман. Как вы думаете, где восьмерка пик?

– Черт возьми, Бреннан, она в коробке, в твоем кармане! – воскликнул мистер Оулдридж.

– Ну, или в моем ухе, – Пикок не выдержал и рассмеялся собственной шутке.