Позже Фриц тоже получил права. У него были английские права. А самолет польский, фирмы Лот. Самолет был двухярусный, этажерка. Впереди летчик, сзади инструктор, все управление дублировано. Приборы впереди у летчика. За месяц обучения Фриц летал как бог. Он и в Кембридж ехал, поступать на самолетостроение, но англичане к этой профессии тогда (в предвоенное время) иностранцев не допускали. А летать, пожалуйста.

История Эсманских. Осталось детское воспоминание с точным упоминанием даты. Двадцать восьмой год, Фриц в третьем классе лицея. К матери часто приходила женщина – полная, не очень красивая, насколько мальчик мог судить. И очень грустная. Ходила постоянно в черном. Звали ее Соня Эсманская. Муж Сони был когда-то банкиром в Петербурге, а теперь в Черновцах – крупным сахарозаводчиком. Здесь у них был особняк на Трехсвятительской улице, рядом с университетом. Но там они почти не жили. С Соней приходила молодая очень красивая француженка. Они всегда появлялись вместе. Соня говорила по немецки с сильным русским акцентом. Через семью Гольдфрухтов она хотела сблизиться с достаточно закрытым черновицким обществом. Мать всегда была Соне рада, они уединялись, кофе пили. Как-то летом, когда у Фрица были каникулы, мать объявила, они едут к Эсманским в гости. У Эсманских был большой сахарный завод в селе Зарожань, по дороге из Черновцов на Кишинев. Там же в нескольких километрах – огромный дом с колоннами и мраморными полами. За домом большое озеро. Отправились на двух машинах. Своя – Гольдфрухтов, вторую –открытое ландо дал полковник Ионеску – заместитель командира Второго егерского полка. Сопровождал дам майор Анастасиу из этого полка, веселый, бравый ловелас. Он ухаживал за француженкой, хоть тонкости отношений мальчик еще не понимал. Француженка много смеялась, но деликатно, в сторону, при Соне Эсманской было неловко веселиться, она была грустна. Приехали, погуляли у озера, сели обедать. К гостям вышел сам Эсманский – крупный мужчина с сильным грубоватым лицом. Он был личным банкиром русского царя. Не он один, но и он тоже. За обедом Анастасиу сидел рядом француженкой, они были взволнованы, у Анастасиу что-то падало, француженка раскраснелась. На ребенка за общим разговором никто внимания не обращал, Фриц заполз под стол, и увидел, майор хозяйничает у француженки под платьем. Так приходило постижение тайн пола.

У Эсманских случилась трагедия. В революцию они застряли в Петрограде, пока выбрались, по дорогам толпами бродили вооруженные дезертиры. Эсманские оделись очень просто, взяли лошадь с подводой и ехали, не привлекая особого внимания. В подводе был припрятан мешочек с бриллиантами, а выглядели они как обычные еврейские беженцы, у которых взять нечего. Во время войны в прифронтовой зоне таких было немало. Несколько раз их задерживали, обыскивали и отпускали. Где-то в Белоруссии остановились на постоялом дворе, в надежном, как казалось, месте, отошли на час – Эсманский с женой, купить еды. Вернулись, а дочери нет. Лошадь, подвода – все на месте. Дочь уже была зрелой девицей, лет восемнадцати. Исчезла. Никто ничего не видел. Они все обыскали, простояли несколько дней, не трогаясь с места. Потом приехали сюда. Во всех газетах, где только они ни выходили, в немецких, французских, английских, в газетах русской эмиграции, везде они регулярно давали объявления. Каждый год на протяжении десяти лет, и даже теперь – в двадцать восьмом. Сначала надеялись найти дочь, потом просто обращались, может быть, кто-то что-нибудь запомнил, обратил внимание. Пусть откликнутся, сообщат за вознаграждение. Дома у них лежали груды этих газет, сотни вырезок. Хоть какой-нибудь след. Ничего.

А мешок с бриллиантами оказался кстати. Эсманский уже из Черновцов наладил совместный бизнес с братом. Тот остался на Украине при большевиках, прикинулся мелким ремесленником, и вел дела с Эсманским, пока не сбежал и оказался тут же в Черновцах. Эсманский занялся сахаром. У него только здесь, под Черновцами было две тысячи гектаров сахарной свеклы. И завод. И в Южной Румынии завод. Было дело и в Германии, Эсманский часто туда наведывался. Все это бедной Сони не касалось. До самого прихода Советов они жили в Черновцах. Дочку так и не нашли. Эсманский умер в Бухаресте, Соня Эсманская пережила войну и умерла там же.

Лицеисты. Первая черновицкая гимназия (лицей) была румынской, вторая – женская, третья – еврейская (там Фриц учился), четвертая – смешанная, украинско-немецкая. Были еще частные учебные заведения, была семинария, которую содержал православный митрополит. Был частный лицей Эммануила Григоровица.

В гимназии, где учился Фриц, среди учеников было немало сочувствующих коммунистам. Приходил полицейский инспектор центральной части города еврей Роттенберг с двумя полицейскими, командовал прямо в классе: выходи ты и ты. И забирал активистов. В гимназии училось немало приезжих из Бесарабии, жили на квартирах, народ в классе постоянно обновлялся. Как-то объявился крупный парень – переросток по фамилии Лернер. Фриц сидел за первой партой, тот на второй, у Фрица за спиной. В разгар урока ворвался Роттенберг. Как твоя фамилия? Лернер. Еще переспросил: – Ты точно помнишь, что Лернер? Не иначе? Ребята, забирайте его… Лернера схватили, обыскали и увели. Он оказался видным коммунистическим подпольщиком, так лицеистам объяснили.

Студенческие нравы. В городе были студенческие общества (землячества), среди них несколько еврейских. Фриц состоял в Хасмонии – самом престижном, среди членов были врачи, адвокаты, принимали далеко не всех. Хасмонеи – еврейские герои. Внутри были свои уровни. Самые молодые – фуксы, лисы. Потом бурши – мальчики, самые боевые по возрасту. После получения образования и испытаний достигалась высшая ступень Альтер Херр – Старый господин. Конкретных обязанностей здесь не было, кроме главной – оказывать финансовую поддержку обществу.

Среди евреев было немало поклонников Жаботинского, особенно после его посещения Черновцов. Но сильны были и социалисты – Бунд, в лидерах у бундовцев ходил некий Борохов. В Хасмонии социалистов не любили. И полиция их не жаловала.

При землячествах были свои танцевальные классы, клубы, но вне связи с образованием. Учились не только в Румынии, многие – в Италии. Фриц состоял в Хасмонии, когда учился в Кембридже.

Такие же землячества были у поляков, украинцев, немцев, каждое со своей резиденцией. Много было спортивных состязаний. В моде были дуэли между членами различных землячеств. Дрались, в основном, на саблях. Дуэли были категорически запрещены, но ответить на вызов считалось долгом чести. Первый раз Фриц дрался, еще будучи фуксом, с украинцем Сорокопутом. Стрелялись из мелкокалиберных пистолетов. Поехали за город на велосипедах, стрелялись на тридцати метрах. Свой выстрел Фриц не помнит, ему самому пуля попала в предплечье. Приехал домой, пришел к отцу. Отец удалил пулю, а потом влепил оплеуху. Единственный раз за всю жизнь.

На саблях Фриц дрался с доктором Рутенбергом – врачом скорой помощи. Ссора началась из-за пустяка. Поехали с подружками на машине, Фриц хотел порулить, Рутенберг не дал. Вернулись в Черновцы, Фриц послал к Рутенбергу секундантов – Танненбаума и Гиберзона. Гиберзон стал потом известным музыкантом. Подготовка лежала на секундантах – наточить сабли, найти пустой зал, расставить по углам кресла для секундантов. Смертельных исходов не было, но без ранений не обходилось, как-то дрались два немца, один другому чиркнул по глазам, тот ослеп. После этого дрались обязательно в фехтовальных масках. Члены землячества на дуэль надевали одну и ту же рубашку. Она была пропитана кровью, тяжелая, с запахом, так и называлась – кровяная рубашка. Ее никогда не стирали. С Рутенбергом дрались больше часа, и разошлись миром, без последствий. Обида за время поединка выдохлась. Это было в тридцать шестом году.

В тридцать седьмом была дуэль с лейтенантом, румыном. Фриц как раз собрался в армию добровольцем. В румынскую армию призывали с двадцати одного года, когда молодой человек получал гражданство. Но Фриц по физическим данным прошел в восемнадцать и мог, как доброволец, выбирать полк. В Черновцах стояло тогда много военных – пехота, артиллерия, кавалерия, пограничники, жандармы. Фриц выбрал артиллерию. Он еще зачислялся, а военные не могли между собой драться, иначе – трибунал. Но и так последствия могли быть серьезными, власти боролись с дуэлями всерьез. Ссора случилась из-за девушки. Фриц прогуливался с ней по центральной улице – раньше Хернгассе – Панской, а тогда – улице Янку Флондора – в честь первого румынского мэра города (теперь это улица Ольги Кобылянской). Фриц пользовался у женского пола большим успехом – богат, спортивен, красив. Лейтенант намеренно его задел. Правда, и девушка не терялась, строила глазки обоим. Мужчины решили выяснить отношения. Фриц дал свою визитную карточку – имя, фамилия, адрес, соперник – свою. Кресулеску – лейтенант кавалерии. Он и оружие выбрал, в кавалерии учили владеть саблей. Дрались за городом, на поляне, очертили квадрат, двадцать, на двадцать, помимо секундантов, обязательно присутствовал врач. Дрались долго. Фриц считает, что мог победить, были выигрышные моменты. Но тогда на военной карьере можно было ставить крест. Поэтому Фриц больше защищался, пока Кресулеску не зацепил его в подбородок. На всю жизнь шрам остался. С тем и разошлись, не определив победителя.