Шрифт:
Сознание Валентина помутилось… Все слилось в одно: картина… священный текст… кровь… кровь…
Кровь
Залило все кровью…
Что же было, что же было…
Еще письмо, потом еще письмо…
Царь позволяет иудеям находиться во всяком городе; собраться и встать на защиту жизни своей, истребить, убить и погубить всех сильных в народе и областях, которые во вражде с ними; детей и жен; и имение их разграбить…
Кровь начала набухать… Появились капли на полотне… Капли потекли по черному… По Аману… И первая капля упала на пол… Красно-черная капля…
Кап. Кап… Кап…
Потек ручеек…
Красная… кровавая лента… бежала уже по картине, сливаясь с черным…
Амалэйк – народ – кровопийца; народ, мечтающий напиться крови Исраэйль…
Захор
Захор
Местечко Ильи Виленской губернии.
– Панове, что же нам робыць?
– А что?
– Вот есть тут поляк-иудей.
– Как то может быть?
– Сам ведаю, что не может, но есть. Вот есть такой… Сейчас… Посмотрю… Авром бен Авром… То есть, Абрам сын Абрама. Или еще… Ага… Авраам сын Авраама. Так.
– Але ж… Де ж тут поляк?
– Є й поляк.
– Як то, поляк?! Не позволям!
– Отак, поляк. И… И… Добже. То кажуть…
И шепотом… шепотом…
– Не може бути!
– Неможливо!
– Але то так.
– А граф Потоцкий?..
– Чи знал про Валентина?..
– Як то може бути? Авром Авром – Валентин Потоцкий…
– Нехай буде суд та нехай…
– Вильно!
– Нехай, Вильно.
– Що ми тут собi…
– А нiчого…
Вогнем i мечем.
Вогнем і мечем.
Вогнем
– А туда, туда… Рядом с Замковой горой… Ото там – де люди…
Костер около Замковой горы…
– И как же: второй день Шавуот…
– В праздник…
– Дрова привезли ото отi вон зi Сафьяник – i їх дрова, i подводи – та, бачите, оце ж вони.
– Зажигают! Вон, вон дым пополз!
– Такое зрелище, панянки, смотрите, когда еще такое будет, когда вы еще с Московщины вашей до нас приедете, да и такого уж там не увидеть теперь – только здесь, у Замковой горы…
– То вы осторожнее, панночка, щоб з вiкна не випасти… А ви, панно, теж, й ще є мiсце для вас.
– Ой, дым пополз, пополз!..
Панычи пристроились сзади. Костра им не было видно – они копошились с платьями московских панн; те, увлеченные казнью, им не мешали – не до того…
В комнатке было жарко – за окном – холод… Ни холода, ни жары не замечали – ни панны, ни паны.
Первый, весь в поту, оторвался от своей панночки… й задивився на другу пару:
– Ти диви! Куди?.. Чи як?.. Ти диви!..
Панночки не повертали голови – дивилися на казнь.
Огонь разгорался постепенно; разрастался… расползался…
– Что он там бормочет?..
– Что-то такое…
– Да не разберу…
– Бу-бу-бу…
– Он горит с молитвой…
– Да… Микадэш эт Шмобэрабим…
– О-оо… Благословен ты, Г-подь, освящающий имя свое…
– Умер Гер Цедек…
– Умер праведник.
– Дивись, дивись, ота баба смiється, мов дурна – як конь рже!
– А що це з нею?..
– Знiмiла дурепа.