– И где тот англичанин сейчас?

– Его четвертовали.

– Ага, свободу стало быть он не установил, – крякнул дед.

– Стало быть так. Только прошло совсем немного времени, как другой человек – чешский священник, напомнил, что Бог поставил над людьми власть, но также дал свои заповеди. Вот и спрашивается, если власть нарушает заповеди, кого слушать – ее или Бога?

– Догадываюсь, что он сам себе на это ответил. А как господа отреагировали на его речи?

– Господа его сожгли. Но еще позже один теперь уже немец заявил, что на бедный и простой люд в городах и деревнях вопреки Богу и всякой справедливости налагаются большие тяготы духовными и светскими господами и властями и терпеть это больше никак нельзя. Он призвал всех объединиться в братство, чтобы по справедливости делиться всем друг с другом.

– И что с ним сделали?

– Ему отрубили голову.

– Жалко немца. Хороший видно был человек.

– Видно хороший. И вот, уже совсем недавно наш с тобой соотечественник – инок Кирилло-Белозерского монастыря, обвинил свою братию в сребролюбии и ненасытности, в том, что всевозможным способом угнетают они живущих в селах братьев своих во Христе, налагая проценты на проценты. А потом призвал монахов сел не держать, не владеть ими, но жить в тишине и в безмолвии, питаясь своими руками.

– Смелый инок, – сделал вывод старичок. – Ему тоже отрубили голову?

– Нет, ему повезло. Наши оказались более терпимыми. Его всего лишь обвинили в ереси и заточили в монастырь, где он вскоре и почил.

– Да уж, – дед почесал затылок, – не знал я, что за нас, простых тружеников, кто-то заступается и на плаху идти не боится. А власть везде, наверное, с такими расправляется, что здесь на Руси, что в заграничных землях. Правда, нам тут грех жаловаться, у нас тут ничего, мы люди вольные. Хотя, тоже как сказать. Помещиков на кормление над нами никто не ставит, это да, но купцы Строгановы на деле не лучше, а то и похуже будут. Что велят, то и делаем беспрекословно.

– Отчего так? Чай не князья ведь?

– Ясно, что не князья. Но соледобыча-то вся в их руках. Дело это прибыльное, богатств они на нем сколотили немало, наемников, опять же, вооруженных привели. Попробуй тут не слушаться.

– А вы что же сами соледобычу не наладили, коли дело такое прибыльное?

– Ну и как бы мы сами? У них деньги, инструменты, грамота от самого царя – вот тебе и власть. А у нас что за душой? Только вон руки эти и больше ничего.

Дед уставился на свои натруженные ладони и просидел так несколько секунд. Вдруг блаженная улыбка растянула его потрескавшиеся губы, а взор на миг стал ясным, как весеннее небо.

– Скажи, ты царя видел? – неожиданно робко поинтересовался старик. – Какой он, царь?

Грек немного удивился резкой смене темы, но тем не менее ответил:

– Больной и уставший. Хотел изменить мир, но, видно, одному человеку это не под силу.

Чуть посветлевшие глаза деда снова затуманились.

– Значит нет оттуда надежды, – вздохнул он и потихоньку заковылял прочь.

Отойдя на несколько шагов, старик остановился и обернулся.

– Ежели с казаками за Камень пойдете, так я дождусь, помирать пока не буду.

– Чего дождешься? – удивился Григорий.

– Правды дождусь. Говорят, там далеко она есть. Может врут, так ты узнай, как оно на самом деле. А вдруг не только на том, но и на этом свете правда найдется.

Соленосы в полной тишине продолжали грузить мешки. Они не искали правды, но надрывали спины в надежде на то, что их семьи хотя бы в ближайшее время не умрут с голода. Грек недолго наблюдал за ними, так как ему почудились доносившиеся откуда-то сбоку крики и гвалт. Последовав на звук, он вышел к амбарам, где хранились запасы продовольствия. У амбарных ворот сгрудилась кучка людей, ощерившихся саблями и мушкетами. Напротив, размахивая оружием, тыкая кулаками в сторону оборонявшихся и, ругаясь, на чем свет стоял, шумела и гудела ватага казаков. Предводительствовали Ермак и Иван Кольцо. Григорий остановился поодаль и решил понаблюдать, пока не вмешиваясь.

– А ну, открывай амбары, морда ты торгашеская, да выдавай сюда пороха фунта по три на человека, свинца, ружей сколько необходимо, муки ржаной по три пуда, круп и толокна по два и соли по пуду! – взревел атаман.

– Ради Бога, забирай хоть все, только верни потом с лихвой, как принято! – Максим Строганов довольно смело для его нынешнего положения покрикивал из-за спин телохранителей. – Договор подпиши и дело в шляпе.

– С лихвой?! Да я тебя…

Ермак сделал шаг вперед, а за ним и вся толпа. Строгановская охрана попятилась, не опуская оружие.

– Кому припасы не даешь? Эти люди всю жизнь кровь проливают, чтоб такие как ты брюхо себе на печи отращивали! Царь наказал с божьей помощью в поход идти, значит отворяй амбары и дело с концом!

– Бог, знаешь ли, высоко, а царь далеко, – голова Максимки снова появилась за дюжими плечами его холопов. – У меня тут свои интересы. Вот вернется Алей с севера, и чего мне изволишь с ним в одиночку делать? А Вы ежели не вернетесь, кто тогда взятое отдаст?

– Свои интересы? Жрать да спать твои интересы. А еще монеты в кубышку складывать, – Ермак закипал. – Державы ради в поход смертельный идем, а ты о мошне своей только и думаешь!