Шрифт:
– Это называется искусство маскировки. Между прочим, наиважнейшее для летчика умение, – сказал он, присаживаясь рядом с барышней на ящике. – А может быть, не стоило убегать от доблестной милиции?
– А вас никто и не заставлял, – буркнула она.
– А вас заставили?
– Не ваше дело.
Вот те на! Спартак даже обиделся. Он ее спасает, понимаешь, а она грубит!
– А как там мой товарищ? – Спартак вдруг вспомнил о Жорке и испытал прилив стыда. Мало того, что товарища бросил, так еще и забыл о нем... и обо всем забыл, стоило только рядом оказаться смазливой красотке.
– Товарищ ваш за столом остался, сидит спокойно, – сказала она.
– А ваш... товарищ, он куда делся?
Было темно, друг друга не видно, белые пятна какие-то проступают вместо лиц, однако Спартаку показалось, что его случайная подруга улыбнулась.
– Тоже за столом сидит. Он хороший перед вашей властью.
– А вы, получается, плохая перед властью?
Спартак услышал, как она сердито засопела.
– Ненавижу вашу милицию, – быстро и зло проговорила пани. – И власть вашу ненавижу.
«Не о том чего-то, – понял Спартак. – О чем-то не о том мы говорим. И не так говорим... А ведь меня неприятно задела эта ее ненависть».
– Почему вы ненавидите советскую власть? – сам собой вырвался вопрос. Задав его, Спартак уже ругал себя последними словами.
– Как можно любить оккупантов!
Все, надо срочно выкручиваться из политдиспута.
– Простите, а как вас зовут? – он решительно повернул разговор. – Мое имя Спартак.
Довольно долго никакого ответа он не получал. Наверное, незнакомка раздумывала, можно ли называть оккупанту свое имя. Или лучше назвать чужое? Или вообще гордо молчать?
– Беата, – наконец ответила она.
– Красивое имя, – сказал Спартак, тут же подумав, что Беата примет эти слова за пошлый комплимент. А он и в самом деле сказал лишь то, что пришло на ум. И задал самый животрепещущий вопрос: – А ваш товарищ... он вам кто?
Вот сейчас она точно рассмеялась.
– Не муж, не муж. Просто... хороший знакомый. Мне не с кем было идти потанцевать, а я хотела потанцевать. Я его попросила отвести меня. Не можно девушке ходить одной в рестораны.
– А почему же вы все-таки бежали от милиции?
– Документы не в порядке. Меня бы задержали, отвезли бы на выяснение. А мне очень не хочется ехать в вашу милицию и сидеть за решеткой со всяким отребьем. В вашей милиции...
– Тихо, – шикнул Спартак, в темноте нащупал ее руку и крепко сжал...
– Роман Дюма какой-то, – хмыкнул Марсель, медленно-медленно выводя руки из-за головы и опуская.
– Тогда уж Гюго, «Девяносто третий год», – отстраненно проговорил Комсомолец, продолжая держать Марселя на мушке.
– Да? Хорошо! – дурашливо воскликнул Марсель. – Еще лучше! А ты, значит, в засаде сидишь, пути возможного отступления стережешь, я ничего не напутал?
– А ты, значит, уже вовсю бегаешь от органов правопорядка?
– Где ты видел, чтобы я бегал от органов?
Комсомолец тяжело вздохнул.
– Дверь уже открыл, теперь давай выходи во дворик, на свежий воздух.
– Ну давай на свежий. Как скажешь, гражданин начальник.
Они вышли в дворик-колодец, очень тесный, заваленный всяким хламом. «Какого барахла тут только нет, – мельком отметил Комсомолец, – вон, даже воротная створка валяется, как только ее сюда затащили?»
– Три шага до бочки, сел на нее и сиди, не шути.
– У тебя пушка, куда мне шутить. – Марсель сел на бочку. – Закурить можно, начальник?
– Ты что, связался с этой националистической мразью? – спросил Комсомолец.
– О чем ты?
– Дурака не валяй, ладно? Мы сейчас пока говорим как соседи.
– А дальше что бум делать, сосед? – Марсель закурил. – Когда поговорим...
– Там видно будет, – Комсомолец опустился на автомобильную шину, положил руку с револьвером на колено.
– Не, правда, такого просто быть не может, – всплеснул руками Марсель. – Еще не хватало Спартаку здесь оказаться для полного Дюмы!
– Ты не ответил на мой вопрос об ОУН.
– Слушай, сосед, если ты на мне хочешь новые ромбики в петлички заработать, привести к своим не просто задержанного, а во всем сознавшегося и раскаявшегося преступника, то не трать время, – Марсель перестал дурачиться, заговорил серьезно. – Ты лучше других знаешь, что я свой путь выбрал. Хороший он или плохой, поговорим лет эдак через ...дцать. Но я выбрал, понимаешь, и переигрывать не стану. Поэтому не трать время на пустые разговоры. Что перекурить на воле разрешил, за то мерси, а теперь веди, сдавай меня под опись.